Разбирая только что полученную почту, - его переписка была весьма обширна - князь сидел за своим огромным рабочим столом среди гор всяких бумаг, книг, брошюр, телеграмм, гектографированных отчетов, газетных вырезок и прочего, когда в дверь легонько постучали.
- Да, да... Войди... - рассеянно отвечал князь.
В кабинет со стаканом чая на подносе вошла старшая княжна Саша, которая после смерти матери присматривала в доме за хозяйством, простым, почти спартанским. Теперь обе сестры, не бросая своих занятий, усердно готовились в сестры милосердия.
- Папа, Коля спрашивает, когда тебе будет удобно переговорить с ним, - спросила княжна, ставя поднос на маленький островок свободного места на столе, который князь поторопился устроить для этой цели среди своих бумажных завалов. - И ему хотелось бы, чтобы и мы были при этом...
- Все насчет военной службы? - спросил князь. - Да хоть сейчас, пока никого нет... Это дело серьезное...
- Хорошо...
- Да вот пошли эти гранки моей статьи о задачах войны в «Окшинский голос», пожалуйста... - сказал князь. - Они стали подавать такую корректуру в последнее время, что можно подумать, типография находится под обстрелом германцев...
И он коротко прорыдал своим странным смехом.
- Я им говорила уже, что ты очень недоволен корректурой... - улыбаясь, сказала дочь. - Но Петр Николаевич говорит, что с рабочими ничего поделать нельзя: до такой степени небрежно они стали работать. А кое-кого из опытных уже забрали...
И она вышла.
Князь торопливо заканчивал просмотр своей почты, когда в комнату вошли обе его дочери и Коля, сын, студент второго курса, очень похожий наружностью на отца, тихий, молчаливый, с красивыми задумчивыми и чистыми глазами. Он учился очень хорошо, был очень религиозен и строг к себе и вел жизнь очень замкнутую.
- Ты извини, папа, что я, может быть, немножко помешал тебе... - сказал он. - Но медлить нельзя: наши астраханцы уходят, и мне хотелось пойти с ними...
- Ну что же, давай поговорим, милый... - бросая дела, проговорил князь ласково. - Присаживайтесь все... Ничего, ничего, книги можно пока сложить стопкой на пол... Вот так... Но разговаривать нам собственно и не о чем: ты хочешь идти на войну - мне это, скажу прямо, очень тяжело, но ты знаешь мой взгляд на значение этой войны для России, для Европы, а следовательно, и для всего человечества... Как же могу я удерживать своего сына от участия в таком важном, в таком великом деле? Это было бы просто некрасиво... И я знаю тебя и знаю, что если мой мальчик взялся за дело, он честно доведет его до конца...
- Спасибо, папа... В этом ты можешь не сомневаться... - сказал, чуть зарумянившись, Коля. - Но... но мне показалось, что ты очень не одобряешь моего решения идти простым солдатом...
- Не скрою от тебя, Коля, это мне не совсем нравится... - сказал князь. - И прежде всего по соображениям чисто практическим. Во- первых, ты несколько слаб здоровьем, и брать на себя излишнюю тяжесть просто
Обе княжны, переглянувшись, согласно кивнули головами.
- Я очень прошу тебя, папа, позволить мне идти тут своей дорогой... - опять чуть зарумянившись, сказал Коля. - Я боюсь, что я... не сумею ясно высказать тебе мотивов своих, но... но... Защита родины - да, конечно, это должно быть на первом месте... конечно, я вполне разделяю твой взгляд на эту войну, как на средство освободить Европу от тяжелых остатков уже мертвого феодализма... но в этом святом деле я хочу быть заодно со всем русским народом... который, ты знаешь, я люблю... и я не хочу никаких привилегий... я хочу равного участия в... страдании, - горячо покраснев, проговорил он и, усмехнувшись, прибавил: - Я, конечно, не буду противиться производству в офицеры, но я хочу... чтобы это прежде всего было... заработано там... в боях... И я прошу тебя очень: дай сделать мне так, как я хочу...
- Согласен, согласен... - сказал князь. - Не я ли первый учил тебя уважать мнение других людей, мальчик? Ты хочешь так? Прекрасно: да будет так! Это не очень практично, но... но все же я очень понимаю, очень ценю твое решение и буду своим сыном гордиться... Но, друг мой, помни: тяжкая вещь война! Что на большое дело ты в нужную минуту будешь способен, я знаю это, но помни: самое трудное - это дело маленькое, незаметное... И, может быть, не раз и не два, а сто раз тебе будет страшно тяжело... может быть, будут минуты упадка духа, малодушия, раскаяния в своем поступке, так вот, милый, когда такие минуты придут, вспомни о своем прадеде... -
Коля быстро встал.