Распутин

И вот вдруг на «Екатерине» властно стукнул орудийный выстрел - точно Судьба сорвала огромную печать с нового тома Книги Живота. Заиграли медные рожки. Пестрые флачки быстро-быстро пробежали и закрепились по высоким мачтам. Гуще поднялся из могучих труб черный дым. И узкие миноносцы тихо, торжественно первыми вышли двумя кильватерными колоннами в открытое море и замедлили ход. Дрогнула серая громада «Екатерины» и плавно двинулась за ними. «Боже, царя храни!» могуче загремел на ее широкой палубе оркестр, и страшное непередаваемое ура с берегов, с пристаней, с мола, с крыш - везде было черным-черно от народа - было ответом родной земли гиганту кораблю. И только вышла в этом потопе торжественных кликов «Екатерина» за мол, как за ней в порядке один за другим под черными султанами дыма стали выходить серые транспорты. И на каждом из них гремел гимн, и каждый провожался и тихими слезами, и благословениями, и оглушительным ура. Тысячи и тысячи людей на берегу рыдали навзрыд от восторга, от гордости, от жалости, но больше всего от опьяняющей гордости за эту силу милой России. В эти необыкновенные минуты умолкла всякая критика, всякая злоба, всякое недовольство: Россия сильна, Россия прекрасна, и сладко умереть за нее! Между транспортами выходили от времени до времени броненосцы и крейсера и за молом выравнивались по бокам транспортов, защищая их от возможного нападения. Миноносцы густо дымили, прикрывая большие боевые единицы с открытого моря. Гигантская черная туча дыма стояла над лазурным морем, а в ней, и под ней, и над ней реяли аэропланы и гидропланы, глядя за солнечные горизонты... А из порта выходили и выходили все новые и новые суда с музыкой под оглушительное ура...

Вот зачастил наконец что-то рожок и на Ванином транспорте. Раздалась суровая команда. Зазвенели звонки с мостика в машину. Ваня впился глазами в это бледное, искаженное жалкой улыбкой лицо. Она плакала и крестила его. Сухо просыпалась барабанная дробь, и снова могуче и властно загремело по взбудораженной воде гавани «Боже, царя храни». Ура! - отвечали набережные и пристани, трепеща платками и шляпами. - Ура... Она, жалко согнувшись, уткнулась лицом в платок и вся тряслась. Но что было тут отдельное маленькое горе?! Тут слышался размах такой силы, такое торжество, такая удивительная, опьяняющая красота, что человек забывал себя совершенно и помнил только одно: Россию. И гордо вился за кормами военных судов андреевский флаг и на транспортах флаг трехцветный, милая эмблема милой России.

- Вперед! До полного!

- Царствуй на страх врагам... - властно и грозно и красиво пели медные трубы в солнечном просторе. - Царь православный...

- Ура... Ура... - исступленно рыдала от гордого счастья земля. - Ура...

И когда Ваня, оторвавшись, - она слилась с толпой, и ее не стало видно - взглянул вперед, в море, он, интернационалист, пацифист, революционер и все, что угодно, прямо затрепетал от восторга: по солнечному голубому морю, под необозримой грозной тучей черного дыма стройно ими дредноуты, броненосцы, крейсера, транспорты, миноносцы, подводные лодки - всего более восьмидесяти дымов! И везде мужественно гремела на кораблях музыка, и летело с берегов, замирая, уже едва слышное ура. И многие лица на кораблях были покрыты слезами, и никто не стыдился их, и все глаза сияли гордостью, сумасшедшим восторгом, и все в эту минуту были уверены, что свое дело они сделают.

- А, Ванюха, каково?! - восторженно сказал Володя. - Какой- то сон наяву...

- Удивительно! - восторженно сказал Ваня. - Поразительно!..

И они, глупо улыбаясь, крепко жали один другому руки и старались, как бы не расплакаться-

Леденя души своей чудовищной силой, под густыми султанами дыма, растянувшись на несколько верст, русская армада медленно исчезала в голубых далях моря, но долго, долго не расходились толпы на солнечном берегу, делясь небывалыми впечатлениями. И послышались тревожные голоса: как-то Бог их пронесет еще? И «Гебен» с «Бреслау» рыщут вдоль берегов, и подводные лодки вражеские стерегут, да и мин сколько разбросали везде, стервецы...

- Что?! - раздраженно и гордо летело со всех сторон. - А «Катерину» видал?! Она твоему «Гебену» такого пфефера насыплет, что больше и носа в наше море не покажешь... «Гебен»!.. Дерьмо какое...

Но все же было тревожно...

И вдруг на другие сутки маленькая белая радиостанция на мысу поймала радостную весть с «Екатерины»: десант произведен благополучно. Город радостно расцветился флагами. Даже спекулянты, и те ходили именинниками. Все затаилось в тревожно-радостном ожидании: а ну, что дальше? А там, на далеких берегах, среди апельсиновых садов и стройных минаретов серая армия, в груди которой еще не погасли огни, зажегшиеся в Новороссийске, вдруг в неудержимом порыве среди грохота пушек гордо рванулась вперед и - маленькая беленькая станцийка на мысу снова поймала невидимые волны с «Екатерины», и чрез четверть часа город, а чрез несколько часов и вся Россия услыхала два коротеньких, но торжественных слова: Трапезунд взят.