Распутин. Анатомия мифа

Уловили лейтмотив, стержневой во всей тираде? Именно «безнаказанность» и «влияние» должны были сыграть здесь главную роль. Любому читателю было в то время ясно, что подобный мерзавец мог творить свои черные дела лишь под надежным прикрытием сильных мира сего. А кто же в тот период из кругов «просвещенной публики» не знал, кто стоял, кто покрывал, кто защищал «растлителя» и «богохульника»? Знали все и даже вопроса не задавали. Возмущались и негодовали не столько даже по поводу самого Распутина, сколько по поводу высокопоставленных покровителей. В контексте такого мировосприятия Гусева представала не психопаткой-уголовницей, а «несчастной жертвой режима». Черный пиар приносил свои ядовитые плоды. И когда одним из первых решений Временного правительства стало распоряжение А. Ф. Керенского об освобождении Гусевой, то удивляться уже не приходилось.

Однако вернемся к тексту «интервью», которое было так оперативно добыто Дувидзоном. Пиар-продукт вообще, а данный продукт в частности рассчитан на то, чтобы его потребляли не задумываясь, как знакомое и понятное кушанье. Он нацелен лишь на подтверждение и укрепление определенного мировоззренческого стереотипа. Любое критическое осмысление для него смерти подобно; глупость и фальшь высвечиваются сразу. То же самое происходит и в данном случае.

Ни одна газета не задалась, казалось бы, таким уместным и логичным вопросом: насколько вопли «рыдающей» правдивы? Когда речь идет о бульварной прессе, для которой «горячая информация», «сенсация» — главный источник существования и доходности, то здесь не о чем и говорить.

Однако ложь «оскорбленной христианки» без смущения публиковали и «гранды» отечественной печати, претендовавшие на респектабельность, исповедовавшие «либеральные ценности». Скажем, газета «Утро России», издаваемая на деньги крупных предпринимателей «прогрессивного направления» во главе с известным промышленным и банковским дельцом Павлом Павловичем Рябушинским, «скушала» подделку Дувидзона без всяких сомнений. Очевидно, «прогрессивные капиталисты», как еще раньше и звезды политического Олимпа в лице таких деятелей, как Гучков и Родзянко, просто потеряли способность адекватно воспринимать окружающий мир. Если Александра Федоровна не верила ничему, что хоть как-то чернило ее духовного наставника, то многие другие верили всему. Это ведь тоже паралич сознания, своего рода «прогрессивный фанатизм».

Если вернуться к «интервью», то уже сам его текст вызывает недоумение. Гусева, как можно заключить из приводимых слов, с Распутиным лично знакома не была. А как же «растление на глазах»? Что же делала в тот момент «зрительница», эта «жертва режима»; она что, акафисты читала или свечки у образов зажигала? Глупость, да и только. «Дело Ксении» в предыдущих главах уже было разобрано, и не будем к нему возвращаться.

Особо примечателен во всем этом эпизоде не бред несчастной сифилитички, а совсем другое. Никакого интервью после ареста у Гусевой никто не брал, да и вообще никто из посторонних к ней не допускался! Это со всей категоричностью было заявлено чинами полиции сразу же после опубликования в печати «исповеди».

Значит, одно из двух: или Дувидзон выдумал все от начала и до конца, или он «взял интервью» еще до покушения. В первом случае подозрение в соучастии кажется малоубедительным.

Если же дело развивалось по второму варианту, то тогда журналист не просто «случайный очевидец», а соучастник преступления. Согласно правовым нормам, действовавшим в России, знание умысла и недонесение о готовящемся преступлении являлось деянием уголовно наказуемым. Однако его не только не привлекли к делу ни в каком качестве, у журналиста даже не взяли показаний о его столь неожиданном местонахождении в момент покушения. К причине такой странной оплошности полиции вернемся чуть позже.

Пока же обратим внимание на другое. Вскоре после покушения Распутину в Покровское из Петербурга пришло послание без подписи. «Я вышел победителем из этой борьбы, а не ты, Григорий, — писал аноним, опровергая старое утверждение Распутина, что «его охраняет Бог», который отведет от него любую злую руку. — Твой гипноз рассеялся, как дым под лучами солнца. Говорю тебе, что ты умрешь, несмотря ни на что. Я — твой мститель. Узник». Послание было тут же передано полиции, при этом Распутин заявил, что оно принадлежит Илиодору, «почерк которого я немного знаю». Распутин не ошибся, на самом деле так оно и было.

В русле прерванного изложения примечательно не само это «демоническое послание», а один сопутствующий момент. О его содержании знал не только Распутин и чины полиции, приобщившие данный документ к делу о покушении. О нем знал и вездесущий Дувидзон, упомянувший о нем в своих «горячих репортажах». Тут невольно напрашивается вывод о том, что журналист — соучастник покушения.