Распутин: миссия

Крик совы — подсказка для режиссера. Ее можно проигнорировать, можно использовать. Во втором случае лучше постараться избежать дешевого эффекта: я бы рекомендовал, заимствуя этот прием из арсенала романтических приемов, подавать его в сдержанном, приглушенном ключе — или, наоборот, вызывающе громко, подчеркивая иронию и самоиронию.

Сюда относится и признание автора в том, что он был бы горд, окажись он способным придумывать такие сюрреалистические мотивы, как, например, склонность императора Вильгельма к сочинению музыки. Однако же это вовсе не авторская выдумка, а реальный факт: император действительно сочинял музыку, главным образом в жанре марша.

Что касается мистического влечения царицы к изображению свастики, то… тут я лучше приведу отрывок из записок П. Жильяра. Вскоре после расправы над царской семьей у Жильяра была возможность попасть в Екатеринбург, в дом Ипатьева, где произошла эта ужасная бойня. Учитель пишет: комнаты первого этажа служили царской семье тюрьмой; «они были в неописуемом беспорядке. Видно было, что принимались все меры, чтобы уничтожить какой-либо след тех, кто здесь жил. Кучи золы были выгребены из печей. В золе находилось множество мелких полусгоревших вещей, как то: зубные щетки, шпильки для волос, пуговицы и т. п., среди них я нашел ручку головной щетки с заметными еще на побуревшей слоновой кости инициалами Государыни: „А.Ф“. <…> Я заметил затем на стене у одного из окон комнаты Их Величеств любимый знак Государыни, „свастику“,который она приказывала всюду изображать на счастье. Она нарисовала ее также карандашом на обоях на высоте кровати, которую занимала, вероятно, она и Алексей Николаевич. <…> Я спустился затем в нижний этаж, большая часть которого была полуподвальная. <…> Вид этой комнаты был мрачнее всего, что только можно представить. Свет проникал в нее через одно, снабженное решеткой окно на высоте человеческого роста. Стены и пол носили на себе многочисленные следы пуль и штыковых ударов. С первого же взгляда было понятно, что там было совершено гнусное преступление и убито несколько человек»[4]

РАСПУТИН Григорий Ефимович родился в 1870 году (по другим источникам в 1872-м) в сибирском селе Покровское Тобольской губернии, приобрел известность как целитель и ясновидец. По убеждению царицы, только ему обязан восстановлением относительного здоровья цесаревич Алексей, страдающий гемофилией. Влияние Распутина при дворе все возрастало, но готовой разразиться войны он не смог предотвратить, хотя предсказывал, что она будет иметь для династии Романовых, да и для России в целом, роковые последствия. В июле 1914 года неграмотная мещанка Симбирской губернии, Хиония Кузьминична Гусева, совершила покушение на Распутина, тяжело ранив его ножом. Находясь в состоянии между жизнью и смертью, он был лишен возможности помешать царю начать боевые действия, точнее, отговорить его от вступления в войну.

Пьер Жильяр, французский гувернер цесаревича, преподаватель из Швейцарии, близко знакомый с жизнью царской семьи, пишет о том, что с началом войны Распутин был оттеснен на задний план — во всяком случае, пока не вернулся из Сибири, «вполне выздоровевший после тяжелого ранения, которое подвергло его жизнь такой большой опасности».

Три покушения сделали возможным вспыхнувшую Первую мировую войну. Эти три покушения произошли на протяжении одного месяца. Первое совершил Гаврило Принцип, выстрелив в эрцгерцога Франца Фердинанда, второе — Хиония Гусева, напав с ножом на Распутина (и тем самым исключив его из числа тех, кто мог бы воспрепятствовать войне). Третьим был французский «студент» Рауль Виллен, который 31 июля 1914 года, войдя в кафе на Монмартре, застрелил Жана Жореса, политического деятеля, который всеми силами боролся против войны. Есть предположение, что убийство Жореса было инспирировано Александром Извольским, послом России во Франции. Как бы там ни было, роль российских тайных служб нельзя с уверенностью отрицать во всех трех покушениях.

Но возможно, речь идет лишь о случайном стечении обстоятельств.

Виллен (villain — злодей, негодяй) спустя пять лет после поражения Германии предстал перед судом и был оправдан; Анатоль Франс назвал решение суда чудовищным. Виллен поселился на острове Ибица и мирно жил там вплоть до начала Гражданской войны в Испании. В сентябре 1936 года какая-то анархистская группа расстреляла его — скорее всего, по недоразумению.