Распутин наш. 1917

Камнем преткновения стал не менее активный человек Юрий Владимирович Ломоносов, заботливо и своевременно подсаженный к чересчур резвому министру в начале 1917 года заместителем. Его недюжинной воли и энергии хватало на внешне несовместимые занятия. Научную работу и управление кафедрой киевского политехнического института Юрий Владимирович прекрасно совмещал с участием в боевой технической группе РСДРП под руководством Красина, защиту докторской диссертации – с посильным личным вкладом в революцию 1905 года. Дворянское происхождение и прекрасная русская фамилия в голове Ломоносова органично сплетались с беззаветной любовью к Англии, куда он заблаговременно отправил на постоянное место жительства свою семью под гарантии получения британского подданства в случае точного исполнения поручений лондонских эмиссаров. В первый же месяц своего пребывания на новой должности Юрий Владимирович изобретательно растащил подвижной состав российских железных дорог по разным направлениям и регионам. Паровозы в большинстве своём оказались в азиатской части империи, а то, на чем они работают – уголь или дрова – в европейской. В этих условиях приходилось из оставшегося тягового ресурса выделять дефицитные машины и гнать их с углем и ремонтными бригадами на юго-восток, инспектировать, обслуживать, собирать в сцепки, перегонять в места назначения и сдавать поездным бригадам. А время, топливо и моторесурс неумолимо таяли. На станциях, тупиках и полустанках южных губерний томились хлебные эшелоны, в неприспособленных условиях лежало мясо, попадающее в паёк многим новобранцам из крестьян только в армии. Союзники, прибывшие в Петроград на конференцию, Ломоносова заметили, похвалили, но наградили и одарили других. Это было обидно. Московскому голове Челнокову англичане вручили британский орден Подвязки. Он первым публично ударил в набат: “хлеба в Москве осталось на пять дней!” Правительство одернуло паникера, но телеграмма попала в газеты. А цель в этом и состояла. Слово – не воробей, вылетело – не поймаешь, особенно, когда издания на корню скуплены правильными людьми, своевременно и умело сыпящими соль на раны паникующего населения.

“Русское Слово” от 18 января: “…На Алтайской железной дороге, между Бийском и Семипалатинском, скопилось четыре миллиона пудов мяса. Мясо сложено под открытым небом и от порчи его сберегают только стоящие морозы. С наступлением оттепели все это громадное количество мяса неизбежно начнет гнить”.

“Русское Слово” от 27 января: “Сибирские пути сообщения решительно не могут справиться с вывозом мяса. Кроме Алтайской дороги, крупные залежи мяса скопились на новой Ачинско-Минусинской дороге…”

“Русская Воля” от 7 февраля: “По имеющимся… сведениям на рельсах южных дорог и вообще земледельческой России стоит около 35000 вагонов, груженных хлебом.”

С дисциплиной и разумной инициативой у Юрия Владимировича всегда был полный порядок, поэтому он даже намеком не выдал своё разочарование. Похвалу за послушание и новые инструкции Ломоносов получил лично от сэра Альфреда Милнера. Английская делегация отбыла 21 февраля, а на следующий день в полдень Николай II выехал в Могилев, где срочно понадобился своему начальнику генштаба. Едва затих стук колес царского поезда, заговор вступил в силу. Сценарий, согласованный до мелочей и утвержденный на многочисленных совещаниях, дождался реализации. Ломоносов отвечал, как бы сегодня сказали, за логистику: где блокировать царский поезд, как привести его в расположение войск Северного фронта генерала Рузского, а там уж Николай Владимирович разберется с самодержцем. Сообщив Бьюкенену, как быстро и незаметно он сможет добраться до Пскова, используя лесозаготовительные узкоколейки, Юрий Владимирович отдыхал перед дорогой, сидя пассивным слушателем на совещании заговорщиков в посольстве Британии[67], лениво потягивая шотландский виски, рисуя на бумаге загогулины, напоминающие кривошипно-шатунный механизм паровоза, вполуха слушая перебранку посла Британии с Путиловым.

– Алексей Иванович, – выговаривал Бьюкенен олигарху тихо и мягко, зеленея при этом от злости, – жадность приведёт вас совсем не туда, куда вы так стремитесь. У нас были конкретные договоренности. Потрудитесь их выполнять! Рабочие ваших заводов – главный запал тщательно подготовленной бомбы. Поэтому ни о каком отступлении от первоначальных планов не может быть и речи.

Путилов, краснея, старательно подбирая английские слова, а потому медленно и зловеще цедил в ответ сквозь зубы.

– Так я как раз и говорю, милейший, именно про конкретные договорённости! Мои заводы стоят уже неделю. А это, позволю вам напомнить, – 160 предприятий и трестов оборонного значения! Мне было обещано, что за каждый день стачки я получу известную компенсацию. И где? Где, я вас спрашиваю?

– Вы прекрасно осведомлены, Алексей Иванович, – Бьюкенен перешёл на шёпот, – о причинах наших временных финансовых затруднений. Но это не повод что-либо менять или сворачивать.