Распутин наш. 1917

Без пяти минут отставной царь Романов положил бланк и задумался. “Ересь, конечно! – возникла в голове первая мысль, – с такой формулировкой отречение посчитают недействительным… А может это и хорошо?” Николай II понимал, что живым и царствующим его отсюда никто не выпустит. Ни для того заговорщики гнали его по флажкам в псковскую глушь, как охотники – зайца. А подписать такое отречение, подложив всем гучковым, милюковым и родзянко огромную вонючую свинью, заставить их взвалить на свои плечи неподъёмную ответственность… “Как там написано – “всем своим состоянием и самой жизнью”, да еще поручить армии присматривать за этими проходимцами. Почему бы и нет?”

Николай II размашисто расписался на бланке, встал, поправил мундир и громко произнес:

– Господа офицеры! Прошу зайти! Я готов!..

Глава 40. Последние слова

Последние слова царя потонули в радостном гудеже и яростном пыхтении. Видавший виды коломенский паровозик-четырёхпарка втаскивал на соседний путь коротенький состав в три вагона. Быстро проскользнувшие окна первого класса не позволили рассмотреть лица пассажиров, внимательно разглядывающих поезд Российской империи № 1. Лязгнув сцепками и натужно пропищав тормозами, состав застыл в полусотне шагов от царского вагона. Появившийся на подножке плотный мужчина с короткой аккуратной бородой и зачёсанными назад жёсткими седыми волосами жадно вдохнул мартовский воздух, небрежно нахлобучил каракулевую шапку и бросил властным голосом через плечо кому-то, скрытому в глубине тамбура: “Сидеть тихо, не высовываться! Ждать!” Он медленно спустился на перрон и, прихрамывая, направился к ожидавшему его офицеру.

Следом за первым пассажиром в дверном проёме появился ещё один персонаж, карикатурно напоминавший первого – сухощавый, лопоухий, с глазами навыкате и нелепыми топорщащимися усами, будто сделанными из пакли и торопливо приклеенными к лицу. Он бодро спрыгнул на перрон, поскользнулся, схватился за поручни, засучил ногами по снегу, через несколько секунд борьбы с земным притяжением восстановил равновесие и вприпрыжку пустился вслед за своим попутчиком.

– Господин Гучков? Господин Шульгин? – вежливо осведомился флигель-адъютант, – следуйте за мной, государь примет вас немедленно.

Переглянувшись, думские активисты послушно потопали вслед за величаво плывущим офицером, поражаясь отсутствию на перроне привычной в таких случаях суеты. Одинокие часовые у вагонов, пара фигур в голове состава, и всё.

– Запустение и тлен, – пробормотал Гучков, оглядывая тёмные, безжизненные окна царского поезда. Ему, личному врагу императора и императрицы, принадлежала инициатива этой неожиданной поездки. Ненавистник всех Романовых, Александр Иванович точно так же не любил массовые сборища и народные волнения. Его богатый опыт участия в политике, берущий начало с англо-бурской войны, настаивал на интригах и комбинациях в тиши кабинетов, а не на площадях. Увиденное на улицах Петрограда и в залах Таврического дворца наполнило Гучкова мрачными предчувствиями. Придя на совещание Временного Комитета Думы, он застал растерянную толпу депутатов, таких смелых на трибуне, любящих порассуждать о чаяниях простого народа и похвалиться близостью к нему. После встречи и общения с реальными рабочими и солдатами все эти высоколобые умники превратились в скопище мышей, ищущих, под каким бы веником затихариться. Александр Иванович народа не боялся. Ночью, пока Родзянко коротал время в подвале среди старой мебели, Гучков вёл переговоры между думским и Исполнительным Комитетом Петроградского Совета относительно формирования правительства и опубликования совместного призыва к «революционным массам». Детально разглядел кукиш, продемонстрированный грубияном Сталиным в ответ на все предложения о сотрудничестве, твердо решил ехать в Псков – вынудить царя передать власть его партии и решить вопрос с командующим Северным фронтом о формировании правительства. Полдня заняли консультации с британцами. В 1900 году, воюя за буров, Гучков был ранен и загремел в плен, попав в объятия высокопрофессиональной английской разведки Альфреда Милнера. С тех пор он настойчиво продвигал интересы Туманного Альбиона в стенах Государственной Думы и в околополитических столичных салонах.