Распутин наш. 1917

– Крестьянина можно побрить, постричь, переодеть… Но это характерное движение, которым вы поправляли фуражку на голове, причем абсолютно автоматически… Этот жест трудно имитировать… Так делают те, кто долго носил мундир…

– Что с наследником, – прервал лейб-медика Распутин.

– Гематома, – моментально переключился Боткин на выполнение служебных обязанностей, – температура, боли. Всё, как обычно… Прослушав вашу экспресс-лекцию про аскорбиновую кислоту, познакомившись с практикой обработки ран, я подумал, что может быть…

– Нет, Евгений Сергеевич, – с сожалением покачал головой Григорий, – ни я, ни кто-либо другой на этой планете не способен излечивать гемофилию, ни сейчас, ни в обозримом будущем. Единственным способом облегчения страданий может быть регулярное переливание здоровой крови с нормальной свертываемостью… Но сегодня эта несложная манипуляция – русская рулетка с двумя патронами в барабане…

– Почему?

– Специалисты уже знают, что кровь делится на группы, но пока не в курсе, что кроме групп существует ещё так называемый резус-фактор…

– Что это за зверь? – от былого высокомерия Боткина не осталось и следа. Он смотрел на Распутина с изумлением и почтением, как турист на статую Будды.

– Это белок, находящийся на поверхности эритроцитов. Примерно у 85 % населения земли эритроциты несут антиген, называемый резус-фактором, о таких людях говорят, что они резус-положительны. Остальная часть населения лишена этого антигена, то есть они – резус-отрицательны. При переливании крови от человека, обладающего антигеном к человеку, не имеющему его, происходит конфликт по резус-фактору. Но если при конфликте по группе крови разрушение эритроцитов происходит сразу, то при конфликте по резус-фактору при первом переливании гемолиза не бывает. Первый контакт с антигеном приводит лишь к сенсибилизации реципиента, его организм вырабатывает специфические антитела, и чувствительность повышается. А вот если антиген попадает в кровь человека с отрицательным резус-фактором повторно, организм начинает реагировать на проникновение чужеродного агента: эритроциты слипаются внутри сосудов и разрушаются. Человек чувствует стеснение в груди, затрудненность дыхания, боли в области поясницы. Понижается артериальное давление, развивается острая почечная недостаточность, гемолитический шок… Рассказываю так подробно, чтобы вы смогли идентифицировать эту проблему при переливании крови в госпиталях. Главной же бедой на сегодня является полное отсутствие возможности выявить носителей указанного антигена и отобрать доноров по этому параметру…

– Мне даже страшно спросить про источник вашей осведомленности, – тихо произнес Боткин, глядя в пол, – но я убедился в правдоподобности ваших предсказаний, поэтому…

– Вы хотите знать, как помочь выжить вашему августейшему пациенту? – перебил врача Распутин, нетерпеливо взглянув на часы. – Мой совет – хватайте в охапку его и девчонок и уезжайте как можно дальше отсюда. Инкогнито. Бегите сами и помогите бежать им. Здесь обеспечить их безопасность невозможно. Слишком много лиц, кровно заинтересованных в уничтожении фамилии, слишком большие деньги стоят на кону и поздно принимать какие-то другие меры.

– Вам надо сказать это государю, – твердо произнес лейб-медик, упершись взглядом в Распутина.

– Зачем? – удивился Григорий, – что нового я добавлю к тому, что знает уже каждая питерская мышь? Царь не ведает, что на него открыта охота? Полно-те! Это было понятно еще с момента знаменитого выстрела из пушки Петропавловской крепости в январе 1905-го…[53]

– Может и знает, но ему не хватает толчка, чтобы решиться на радикальные действия…

– Дорогой Евгений Сергеевич, – Распутин посмотрел на лейб-медика с сочувствием и грустью, – не пытайтесь спасти одержимых суицидом, они всё равно не будут вам благодарны. Сосредоточьтесь на тех, кто может пострадать безвинно. Честное слово – это более продуктивно и богоугодно.

– Вам всё равно придется встретиться с государем, – тихо повторил Боткин.

Глава 25. Незнание опасности ведёт к массовому героизму

Февраль 1917го вьюжит, хлещет по лицу холодными ладошками, пробирает до костей сыростью с Финского залива, тащит по низкому небу караваны грязно-серых облаков. На Дворцовой площади – заветрие. Здесь ненастье успокаивается, тяжело вздыхает, как рысак после скачек, сварливо пихается в спину, но уже не пытается свалить с ног. Снег, зависнув над брусчаткой, устало ложится вдоль фронтона Зимнего дворца, выкрашенного в непривычный для глаз современного человека кирпичный оттенок. Царская резиденция кажется необитаемой – светятся лишь несколько окон в её восточном крыле. Дворец, здания Генерального штаба и штаба Гвардейского корпуса выдержаны в единой тональности: красный песчаник цвета запёкшейся крови, без какого-либо выделения колонн или лепнины, созданной позже, в советское время. Угрюмое багровое кольцо. Городовые по углам. Разъезды конно-полицейской стражи.