Распутин наш. 1917

— Восстание народных масс не нуждается в оправдании, — забравшись на трибуну из ящиков, укреплял колеблющихся Лев Давыдович. — То, что произошло — это восстание, а не заговор. Мы открыто ковали волю масс на восстание… Тем, кто отсюда ушел и кто выступает с предложениями примирения, мы должны сказать: вы — жалкие единицы, вы — банкроты, ваша роль сыграна. И отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории.[104]

Троцкий заметил, как у самого края площади, запруженной людьми, остановилась упряжка с трехдюймовкой, и двое солдат начали готовить орудие к бою. Всё логично. Ехать дальше — попасть под пулеметный огонь. Стрелять можно прямо отсюда, с закрытой позиции.

— Вам следует знать, что наш террор примет очень сильные формы по примеру великих французских революционеров. Врагов наших будет ждать гильотина, а не только тюрьма, — продолжал заводить толпу Троцкий, наблюдая, как медленно переваливаясь по колдобинам, к злосчастной усадьбе направляется правильно снаряженное авто, а артиллерист, подошедший было к трибуне, со всех ног бежит обратно к пушке, что-то крича своему сослуживцу…

* * *

Распутин сначала застыл, не веря своим глазам, потом подошёл поближе, всмотрелся. Рассвет уже вступал в свои права, и недавно скрытые черты стали явными и четкими. Не узнать «демона революции» было невозможно. Дальше сработали инстинкты.

— Орудие к бою! — крикнул он издалека Ставскому, а подбежав почти вплотную, добавил, задыхаясь и блестя глазами, — наводи на трибуну!.. Фугасом!

Глава 44 Развязка

Первыми опасность почувствовали «абреки и кунаки» товарища Троцкого, стоящие лицом к толпе и заметившие подозрительные манёвры пушечки. Лев Давыдович замолчал и удивленно посмотрел на хобот трехдюймовки, медленно поворачивающейся в его сторону. Он привстал на цыпочки и вытянул шею, словно хотел заглянуть в черную дырочку на кончике ствола и полюбопытствовать, вылетит ли оттуда птичка.

Пронзительный, кашляющий лай орудия, похожий на краткое нецензурное ругательство, хриплый взрыв там, где только что стоял оратор, а через секунды в разные стороны полетели доски, мусор, всё это произвело на митингующих неизгладимое впечатление. Ни у кого, включая революционных боевиков, не появилось ни малейшего желания немедленно бежать и обезвреживать источник опасности. К тому же, никто не понял причины странного поведения артиллеристов. Умысел? Несчастный случай? Косорукость и алкоголизм? Пока все эти вопросы оставались без ответа, обнаружилась острая потребность лежать и не отсвечивать, а ещё лучше — при возможности включить пятую передачу и отбыть на безопасное расстояние от взбесившейся пушки.

Тридцать секунд, необходимых, чтобы прийти в себя и попытаться оказать сопротивление, Распутин использовал для преодоления дистанции от орудия до залёгших, но не готовых к бою опричников Троцкого. «Как удачно! Они сегодня нацепили на рукава аж по две повязки, чтобы быстрее различать своих в толпе! Прекрасно! Не придется выискивать среди зевак. Хотя в такое время суток случайных немного. В основном собрались идейные. Одни пришли громить и убивать, другие — поживиться на руинах…»

— Руки за голову! Лицом вниз!..

Маузер в руке злобно лает, выплёвывая огонь в сторону непонятливого и суетливого, потянувшегося в карман за пистолетом. Визг, оханье, но народ, оценив серьёзность намерений и не понимая, сколько нападающих покусились на их демократические права, послушно утыкается носом в снег.

— Оружие на землю! Доставать двумя пальцами! Остальным — не шевелиться!

Ещё один беспокойный резко вскочил на одно колено и успел выхватить револьвер. «Нет, не в этот раз! С дыркой во лбу много не постреляешь».

— Да как вы смеете?

Ещё один выстрел. Не до дискуссий…

— У кого еще есть вопросы?

Боевики, лишенные привычной системы координат, переведенные из вертикали в горизонталь, упёршись лицом в проезжую часть, превратились из монолитного революционного ядра, из хозяев уличного протеста в разрозненные индивидуальности, пытающиеся несинхронно и неубедительно огрызнуться. Потеряв при взрыве снаряда и последующей стремительной атаке половину личного состава, не выдержали и поплыли.

— Всем с нарукавными повязками встать! Руки за голову!

Дальше — проще. Шапку натянуть на глаза, верхнюю одежду приспустить с плеч на локти, ремни, пуговицы, подтяжки штанов — долой. Руки должны быть заняты. Усадить в кружок плотнее. Остальные митингующие тихо расползаются — ну и Бог с ними.

— Михаил Илларионович, вот с этих шестерых — глаз не спускать!

Место разрыва трехдюймового снаряда на белом снеге выделялось черным пятном с опалинами. Телохранители Троцкого полегли там же, где стояли. Никого не подпускали к своему боссу, поэтому случайных жертв удалось избежать. Только человека, в которого целились Распутин и Ставский, на месте не оказалось.