Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Матрена Распутина прямо уличает Феликса Юсупова в стремлении — правда, по ее словам, безуспешном — «вовлечь отца в игру на роль любовника». «Однажды Феликс пришел пьяным, — рассказывает она со слов Авдотьи Бекешовой. — Не стал дожидаться отца в столовой, сразу проследовал в кабинет. Когда отец через несколько минут вошел туда, он увидел на кушетке голого Феликса. Не оставалось сомнений в том, что у Юсупова на уме. Отец ударил Феликса и приказал убираться. Мгновенно протрезвевший Юсупов кое-как оделся и выбежал прочь»277.

В действительности, вероятно, реакция «старца» на соблазнительные инициативы молодого красавца-князя была иной. Свидетельство Матрены — Дуняши в данном случае носит эмоционально ангажированный характер и по этой причине не должно ставить под сомнение вышеупомянутую оценку Николая Михайловича.

Сам Феликс c явным самодовольством шаг за шагом фиксирует в мемуарах этапы осуществления своей сердечной диверсии: «…он заинтересовался мною и хочет ближе со мной познакомиться»; «Славно поёшь, — одобрил он, — душа у тебя есть… Много души… А ну-ка еще!»; «Распутин, видимо, почувствовал ко мне некоторую симпатию; на прощание он мне сказал: — Хочу тебя почаще видеть, почаще…»; «Наконец-то пришел. А я ведь собирался было на тебя рассердиться: уж сколько дней все жду да жду, а тебя все нет!»; «Ну вот, теперь и приезжай почаще, хорошо тебе будет… Он гладил мою руку и пристально смотрел мне в глаза»; «…Распутин погладил меня по спине, хитро улыбнулся и вкрадчивым, слащавым голосом спросил, не хочу ли я вина. <…> И он меня обнял и поцеловал»; «Мы почти все время были с ним вдвоем. <…> Прощаясь, он взял с меня обещание опять приехать к нему в один из ближайших дней»278.

«„Я ему очень нравлюсь, — явно любуясь собой, рассказывал Юсупов приятелям-заговорщикам в ночь с 1 на 2 декабря 1916 г. — Он сетует, что я не занимаю административного поста, и обещает сделать из меня большого государственного человека“. — „Ну и вы?..“ — многозначительно взглянув на Юсупова и затягиваясь папиросой, кинул ему великий князь (Дмитрий Павлович. — А. К., Д. К.). „Я? — потупившись, опустив ресницы и приняв иронически-томный вид, ответил Ф. Юсупов, — я скромно заявил ему, что чувствую себя слишком малым, неопытным и неподготовленным для службы на административном поприще, но что я донельзя польщен столь лестным обо мне мнением известного своей проницательностью Григория Ефимовича“»279.

Однако, даже если признать, что причиной самоубийственного ослепления «старца» явился внезапно вступивший в голову эротический дурман, остается на первый взгляд не вполне понятным: как такое могло произойти с человеком, отнюдь не относившимся к категории «влюбчивых» и на протяжении всех без малого пятидесяти лет своей жизни испытывавшим устойчивую влюбленность лишь в самого себя?

Известный петербургский специалист по гомосексуальной тематике Д. Д. Исаев полагает, что причиной фатальной прорухи, приключившейся со «старцем», оказался его «переходный» возраст: «Известно, что мужчины среднего возраста и старше при появлении сексуальных дисфункций обращают свой взор на молодых мужчин. Бессознательная логика этого влечения в том, что при явных проблемах, связанных с женщинами, мужчина обращается к своему прошлому, ищет там их разрешения. А прошлое, в свою очередь, связывается с образом молодого человека. Он должен стать тем объектом для идентификации, который воплощает идеал „я“. Свою ушедшую молодость, „мужскую силу“ пытается найти через общение, в том числе и телесное, с юным, привлекательным мужчиной. Тянуться к нему тем естественнее и проще, чем больше у него мягкости, женственности, т. е. всего того, что объединяет его с противоположным полом. Под эти критерии больше всего подходят лица с гомосексуальной ориентацией и фемининной идентичностью (с врожденной гомосексуальностью). Подобный сценарий разрешения половых проблем обычен лишь для тех, кто уже имел гомосексуальные контакты в подростковом или юношеском возрасте, так как он остался для них одним из символов этого возраста. Интересно, что подобные контакты действительно позволяют снять весь груз психотравм, связанных с общением с женщинами, и, как результат, восстанавливается потенция в столь неординарной близости. Мужчина вновь может почувствовать себя мужчиной. Все это в полной мере можно отнести к Распутину»280.

И все же странно: как мог Распутин, имея в тот роковой вечер массу предупреждений о готовящемся на него покушении, тайно ускользнуть из дому и отправиться на вечеринку к человеку, с которым толком познакомился всего месяц назад? Даже если допустить, что свидание с Юсуповым было для Распутина нестерпимо желанным, почему не был избран какой-либо иной, менее рискованный сценарий встречи? Почему «старец», при всей его проницательности и психологической многоопытности, не допускал — хотя бы «краешком мысли», — что активно ангажирующий его красавец-аристократ не вполне искренен?