Распутница

Блейз яростно выругался, заставив себя остановиться на полпути в каюту Тристы, чтобы перегнуть ее через перила. Пусть ее вырвет. Она заслужила, мрачно подумал Блейз, чтобы ее как следует вырвало. Приподняв голову Тристы за волосы, он почувствовал искушение оторвать их вместе со скальпом. К несчастью, в этом отвратительно пьяном состоянии она вряд ли вообще что-нибудь почувствует, тем более вряд ли услышит те обличительные речи, которые Блейз так страстно желал обрушить на нее! Тем не менее он тут же высказал все, что думал о Тристе и о ее полном пренебрежении моралью:

– Черт тебя побери, ты, пьяная дрянь! Интересно, чему же ты научилась за последние пять лет, кроме того, чтобы устраивать спетакли! Если ты сейчас же не перестанешь вертеться, я надаю тебе по твоей ведьминской физиономии – клянусь Богом! Ты меня слышишь? Вот проклятие!

К тому времени, когда Блейзу удалось протиснуть ее в дверь каюты вместе с этими нелепыми кринолиновыми юбками, он чувствовал себя так, будто взобрался на чрезвычайно крутую горную вершину. Он злился на себя за то, что сейчас не сдержался, а также сожалел о том, что не остался спокойно сидеть на своем стуле и наслаждаться зрелищем, которым эта проститутка собиралась всех одарить.

Игнорируя протестующие стоны, Блейз безжалостно бросил Тристу на незастеленную, смятую кровать и зажег одну из ламп, предварительно заперев дверь. Триста полулежала на узкой койке, не приспособленной к фижмам и кринолину, и продолжала постанывать, напоминая Блейзу больного котенка. Будь она проклята – неужели она собирается простонать так всю ночь, лишая его вполне заслуженного отдыха? Глядя на Тристу, Блейз не мог удержаться от усмешки. Хоть она и дрянь, но явно неглупа! Одурачила всех, включая капитана Мак-Кормика, заставив их поверить, что она и в самом деле молодой человек. Это с ее-то круглым, соблазнительным задом, таким восхитительно упругим в его руках? Изображая напыщенного юнца, она, должно быть, привлекала внимание тех, кто предпочитает мальчиков. Сказал же кто-то не далее как сегодня вечером, многозначительно при этом подмигнув, что ему предстоит жить в одной каюте с «последним увлечением капитана Мак-Кормика»! Неужели она могла зайти так далеко? Когда она сегодня появилась на сцене, бессмысленно смеясь, а затем прислонилась к косяку, чтобы удержаться на ногах, на лице капитана были явно написаны ярость и разочарование. Да нет, лениво подумал Блейз, пожалуй, вряд ли. И вообще его это совершенно не касается!

Позднее Блейз говорил себе, что поступил так только потому, что это племянница Чэрити и, кроме того, она внезапно показалась ему такой уязвимой, как будто ей всего шестнадцать лет. И неустанно стремящейся все испытать, напомнил он себе, злясь на свою слабость. Он ведь дошел до того, что намочил свой чистый платок водой из графина, стоящего на умывальнике, и принялся протирать ее потное лицо. Он грубо тер его, не обращая внимания на невнятные протесты Тристы, и ее побелевшие губы и щеки немного порозовели. И только потому, что она так неровно дышала, Блейз раздел ее. Бормоча ругательства, он возился с бесчисленными крючками и пуговицами, криво повязанными лентами, гадая про себя, зачем женщины позволяют заключать себя в такие нелепые, похожие на клетки устройства. Ведь это же какая-то модернизированная версия средневекового пояса целомудрия! Хотя, мрачно подумал он, наконец освободив Тристу, некоторые женщины в таких вещах нуждаются!

Блейз обнаружил, что Триста явно не относится к тем, кто надевает на себя лишь самое необходимое. Он чувствовал себя так, будто разворачивает рождественский подарок, – сначала снял платье, потом несколько слоев юбок и, наконец, расстегнул тугой корсет, оставивший красные полосы на слишком бледной коже Тристы. Никакого белья! Нет даже кружевных панталонов, которые большинство женщин носят из соображений приличия. Вероятно, в своих постоянных поисках удовольствий она считает нижнее белье ненужной помехой!