Распутницы

— Но она кричала, что девственница… Я был очень пьян, не соображал, что делаю, но помню — она это кричала… Вот до чего напился — не побоялся своей совести, растлил невинную девушку… О боже… Какая же я сволочь! Твой отец сволочь, Гена…

— Прекрати.

Оба надолго замолчали, думая каждый о своём.

— Отец, наведайся к этому Саше на фирму. Мол, зашёл кое-что уточнить… Может, заметишь кого из его «сотрудников». Понимаешь, надо поймать нить. Найти их слабое место. Они, прежде чем нажать на нас, разработали план, но в любом плане есть недочёты, прорехи — их надо выявить. Вдруг кто из «сотрудников» Саши снимал тебя.

— Мы приехали туда вдвоём.

— Ондатр и Саша — одна команда, и люди Саши — это люди Ондатра. Мы прижмём эту суку… Я не знаю, что делать, но бездействие губительно, потому мы должны действовать, и очень активно… Поговори с ним о чём-нибудь, но не показывай, что знаешь, что я рассказал тебе… Посмотри номер его машины. Я ещё не придумал, под каким соусом… Вообще я ничего не соображаю… Но что-то надо делать!

Андрей Андреевич громко вздохнул. Ему стало жалко сына, и вдруг сильно-сильно сдавило сердце — жизнь всё-таки не справедливая. Как дурак бился в стену, уже поверил, что нашёл просвет, а оказалось — провалился в ещё более глубокую яму. И как жить после всего этого? Убили девчонку. Не важно, кто она — праведница или проститутка — она молоденькая девчушка, почти ребёнок… Убили из-за наркоты, из-за дурмана, который калечит детей, а подонкам приносит миллионные прибыли. Убили — а у неё, может, ещё бы всё наладилось. У неё же была цель в жизни, мечта, она верила в неё, мучилась, путалась с кем попало за кусок хлеба, вот с ним, с мерзким стариком. А её убили, закопали и сообщили в полицию — заберите. Какие страшные люди… Да люди ли, если способны на такое? И ради чего? Икра чтобы чёрная каждый день, чтобы в бассейн с шампанским мочиться, чтобы летать в Европу и Штаты, гадить в заграничные унитазы в заграничных гостиницах, обожравшись свежевыловленных омаров и свежесорванных плодов маракуйи…

Андрей Андреевич долго тёр грудь — сердце свербило, ныло, но не болело. Просто стало пусто внутри. Ай-ай-ай! Ведь он же на это купился, на позывы желудка. Преступил через свою совесть, через мораль, внутренние табу, полез в навозную жижу за лишним куском сливочного масла… Вот и жри теперь — навозная жижа тоже жирная. Жри, если не вырвет…

Андрею Андреевичу стало муторно. Он сорвался со стула и, держась за стены, ушёл в туалет.

Сын долбился в дверь:

— Отец, тебе плохо? Открой!

А его рвало. Его выворачивало наружу, со слезами, с болью.

Почему на старости лет он хлебнул такого? Неужели он совершил нечто такое, что Господь решил покарать его в финале жизненного пути?

Умывшись, с красными глазами, вышел к сыну в зал.

— Сынок, не надо ничего делать. Я всё натворил, я и отвечу. Пусть сажают. Ту девочку убили из-за меня… Один раз попытался вступить в сделку с совестью — и вот страшный результат. Я готов отвечать.

— Отец! Какую чушь ты несёшь! Хоть раз в жизни будь честен с собой! За что ты собрался отвечать? Ты не святой, чтобы на своём горбу подлецов в рай везти. К одному греху новый прибавить собрался — чтобы они здесь жировали и творили новое зло? Бороться надо! Слабым быть — вот грех самый главный!

Андрей Андреевич опустился на стул, закивал.

— Надо бороться.

Щелкнул замок. Из прихожей заглянула Машка, увидев отца, гневно поджала губы.

— Маша… — устало произнёс Геннадий. Спорить с дочерью сил уже не было.

— Нет! Понял?! Не буду я делать аборт!

— Ну и дура! Дура-а! — взорвался Геннадий в ярости, дернул руками, вскочил, словно на пружине, тыкнул пальцем Машке в самые глаза. — Дура набитая! Вся в любимого дедушку! — И ушёл, громко хлестанув дверью так, что оборвалась полочка для шляп и кепок.

Андрей Андреевич тоже покинул квартиру — не хватало воздуха. Медленно пошёл по тротуару вдоль многоэтажек проспекта. Потом вспомнил, о чём просил сын, — сел в автобус и поехал в центр, к офису Саши. Он знал, что приедет и увидит большущий замок на дверях офиса. Но нет — двери были открыты, только комнаты пусты. В одной из них стоял пустой стол, за ним сидел мужик с газеткой. Увидев Андрея Андреевича, мужик строго спросил:

— Вам чего?

— А здесь… э… издательство было. «Тариф-спорт».

— Издательство? Не знаю. Было здесь что-то, а сейчас помещение сдается в аренду. Интересуетесь, можете посмотреть. Вот номер телефона записан, по нему можно договориться об аренде.

— Нет, я…

— Я понял. Нет здесь никакого издательства!

— А где оно?

— Я откуда знаю? Старик, обратись в справочное бюро — они тебе подскажут новый адрес твоего издательства.

— Спасибо. — Андрей Андреевич вздохнул, направляясь к выходу.

— Не за что, — проворчал мужик, переворачивая страницу газеты.

Горькое разочарование — вот то чувство, которое заполняло теперь Андрея Андреевича.

Ещё час назад он жил полной жизнью, ему хотелось жить — писать книги, есть, спать, думать, загадывать на будущее. А теперь? Подстава, ловушка для дураков. Сейчас таких доверчивых людей называют лохами.