Распутный Стокгольм

Прошли три недели. Дни тянулись медленно. Жизнь без окон была лишена красок. Каждые два дня Алекса наблюдала до тошноты обычной ситуацией среди здешних: то уводят Марию, то Ирину. И только она еще была на плаву, благодаря тому охраннику, что сломал ей ребра и разбил голову. Ее не трогали. Даже не приглашали в столовую, а приносили еду прямо в комнату. Ее походы начинались только с комнаты и до туалета, где она всегда была под прицелом охранников. Она больше не просила у них помощи, боясь получить новые побои. Но с другой стороны, она хотела призывать их к насилию, чтобы Рошфор не вздумал ее так быстро продать. Однако, эти черти, что всегда ходили с оружием и в своей серой униформе, даже не прикасались к ней. Не толкали к дверям, когда она могла застыть на месте. Не давали пощечин, когда она просила еще несколько минут на сборы. Они были снисходительны к ней. Но только к ней…

Алекса вспоминала несколько ночей, которые очень плохо спала. Бывало она слышала женские крики и выстрелы, а значит, эти твари не останавливали своих принципов. Они били, может, пытали, а может, и убивали. И только она была в некой безопасности.

Три дня назад, когда Мария вернулась «с работы», Алекса заметила на ее плече синяк.

– Что случилось? – спросила она тогда.

– Нахамила.

Алекса понимала, что язык – враг любого человека. Но разве нельзя быть чуточку понимающими? Ладно она, но Мария, которая всегда выполняет их приказы, даже не может сказать малейшее слово в их адрес. Они просто высасывают всех девушек до дна, лишают их внутренней оболочки, делая из настоящих людей кукол или роботов.

За три недели Алекса видела Рошфора всего два раза. Первый раз он сам к ней пришел в конце первой недели, когда она еще не торопилась вставать с постели. Он зашел в комнату и показал Марии и Ирине одним взглядом, чтобы они оставили его с ней одного. Он подошел к кровати и сел рядом, смотря в светло-серые глаза, которые были готовы метать искры, но набирались смелости лишь на страх, который, как казалось, навсегда в них поселился.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил тогда он.

Алекса опустила пугливые глаза и промолчала, что заставило Рошфора взять ее подбородок своими щупальцами и призвать смотреть исключительно в это чертово море, что бушевало в его взгляде.

– Ты должна со мной говорить, девочка.

Его слова вызывали странные ощущения. Они источали злость, но в то же время не несли плохого контекста. И возможно, Алекса бы хотела произнести хоть слово, но страх сковывал язык, словно когда этот человек рядом, то просто отрезал его ей на время своего нахождения.

– Трясешься… – он усмехнулся, не позволяя ей скрыть от него взгляд и продолжая держать женский подбородок своими пальцами. – Чего же ты сейчас боишься?.. – он задавал вопрос, будто говорил сам с собой, при этом пристально на нее смотря.

В голове Эда летало лишь сравнение. Никто никогда не устраивал ему бойкот. Напротив, все кричали, пытались ударить, оскорбляли, высказывали ему недовольство, жаловались на свою жизнь. А эта девчонка заговорила с ним по-настоящему только один раз, когда при первой встрече молила о помощи. Он знал, что она сейчас молит о ней в немом крике, загоняя себя еще больше в апатию. Ее слезы, которые вошли в порядок вещей, лились горой каждую ночь. Он это знал. Но она не позволяла себе высказаться. Не могла назвать его последней гнидой на земле. Только боролась со своими эмоциями, не выпуская пар. «Мазохистка», – первое слово, что пришло ему на ум. Ей больно, но она будет гордо молчать.

– Своим молчанием ты убьешь себя первее, чем я тебя, – серьезно сказал он ей, чем вызвал новую вспышку дрожи по телу, и просто ушел.

Второй раз они встретились на этой неделе. Алекса вышла из комнаты под взором охранника, чтобы принять душ. Но когда уже все ванные процедуры подошли к окончанию, и она вышла в коридор, то встретилась с Эдом, что стоял возле охранника, ведя с ним беседу. Девушка осеклась, сделав шаг назад, вспоминая день сломанных ребер.

Рошфор заметил, как быстро она отпрянула, и приказал своему человеку уйти. Охранник ушел, но Алекса продолжила стоять на месте, метая взгляд с его глаз до руки, в которой лежал пистолет. Неужели он пришел подарить ей билет в один конец? Эд ухмыльнулся, проследив за ее взглядом, и скрыл свой пистолет под пиджаком.

– Сегодня не твоя казнь. Можешь расслабиться, – он самодовольно улыбнулся и снова задал вопрос, на который она не ответила в прошлый раз: – Как твое самочувствие? Прошли почти три недели. Голова, как я вижу, зажила.

Алекса хотела ответить, что хорошо, но боялась, что Рошфор отправит ее на гибель. А если ответить, что плохо? Что будет? Раскроет ли он ее ложь? Последует ли за вранье какое-то наказание? Она не знала, что говорить, поэтому продолжала делать то, что умела лучше всего: просто молчать.