Распутный Стокгольм

Эд прикусил щеку, видя, какой путь та выбрала. Она начинала раздражать своим молчанием. Мужчина сделал один шаг к ней, как та сразу же отпрянула назад. Он надвигался на нее, пока она медленно отходила назад. И когда спина Алексы уже соприкоснулась с серой холодной стеной, Эд уже стоял в сантиметре от нее. Он даже почувствовал ее учащенное дыхание. Его ладонь легонько коснулась ее грудной клетки. Рошфор осторожно надавил на нее, как его рука сразу же почувствовала биение сердца девушки. Он следил за ее реакцией и когда убедился, что его касание не вызывает болезненных ощущений, а только страх, тихо проговорил слова, перекрывшие девушке кислород:

– Ты уже в порядке. Значит, можешь приступать к работе.

Алекса судорожно открыла рот, как глаза снова оказались на мокром месте. Она даже не поняла, зачем Рошфор приложил руку к ее груди. А оказалось, он просто проверял ее самочувствие. Она начала трясти головой в знак протеста, но Эд снова не показал ни одного намека на возможную пощаду. Его пустой и безжалостный взгляд был самым большим предательством для «всегда улыбающейся девочки», которая столкнулась с таким убийственным равнодушием от человека впервые в жизни.

– Пожалуйста…

Рошфор смотрел на девушку, которая отрицательно мотала головой и проговаривала слово «пожалуйста». Порой ему казалось, что оно единственное присутствовало в ее лексиконе. Каждый раз, когда она осмеливалась произнести хоть что-то, то этим всегда оказывалась слезная мольба. В этот момент он вспомнил недавние слова Лилит: «Она так же бесхарактерна и добра к чудовищам, как твоя мать». Да, это женщина попала в точку. Она не может постоять за себя даже сейчас, когда он прямо в глаза ей заявляет, что ее тело скоро лишится чести. А вместе с ней пропадет и счастливое будущее, которое она до сих пор рисует себе во «снах».

– Иди в свою комнату.

Алекса сделала первый шаг, а после уже спокойно направилась в свою клетку, где ее поджидали такие же зверушки, как она сама. Идя по коридору, она чувствовала за собой присутствие Рошфора. Он провожал ее, выполняя роль охранника. Только зачем нужен был этот тотальный контроль, когда найти выход из этого лабиринта почти нереально? Даже будучи в этом царстве уже около месяца, девушка до сих пор путалась, не в силах найти дверь «своей» комнаты. Мир, который воссоздал Эд Рошфор – самая настоящая головоломка. Все двери, все коридоры, лампочки, полы… Здесь все одинаковое. Даже нет никаких следов на холодном бетоне, по которым можно было бы ориентироваться. Наверно, Ирина с Марией были правы. Побег отсюда просто невозможен.

Остановившись на новой развилке, Алекса посмотрела по сторонам. Она снова забыла, в какую сторону ей идти.

– Направо, – тихо прошептал Эд, стоя за ее спиной почти впритык.

Алекса чувствовала его дыхание и незаметно сжалась, повернув в сторону своей комнаты. Она дошла до третьей двери слева и взялась за металлическую ручку. Девушка знала, что открыв дверь, обратно она сама выйти уже не сможет. Даже если сильно захочет в туалет, придется звать охрану, чтобы они просто отворили эти гребаные катакомбы. Постепенно она ощущала, как в ее жизнь грядет новая проблема – клаустрофобия. С каждым днем пульс от вида серых бетонных стен учащался. Ее рука отпустила металлическую ручку, и девушка повернулась, смотря в лицо человека, который был зачинщиком всех ее бед. Она впервые решила с ним заговорить:

– Мне безумно тебя жаль, Эд Рошфор… Ты обречен прожить в гордом одиночестве, потому что ни одна нормальная женщина не сможет принять твой шкаф со скелетами и довериться тебе… У тебя никогда не будет детей… Не будет счастья… – Алекса всхлипнула. – Тебя никто не сможет по-настоящему полюбить… И знаешь… я сочувствую тебе намного сильнее, чем горюю за свою собственную жизнь… Ведь у меня хотя бы есть сердце.

Алекса открыла дверь и зашла внутрь, заставив Эда остолбенеть на месте. Она наконец-то сказала ему хоть что-то. Но эти слова были самыми последними в списке того, что он ожидал от нее услышать.

Это было три дня назад. Алекса не надеялась растормошить Рошфора своими словами, но заставить его хоть немного задуматься, она хотела. Может, этот человек сможет пересмотреть свои взгляды хотя бы на свою жизнь, если ему плевать на чужие?

Так она думала до сегодняшнего дня, пока дверь не открылась, и голос охранника не дал о себе знать:

– Номер 118, 64 и 58, – произнес он. – На выход.