— Циге, — я взял ее за руку, — извини. Позволь, я объясню. Понимаешь, Генет была мне не сестра. Она — любовь всей моей жизни.
— Ты был влюблен в свою сестру? — потрясенно спросила Циге.
— Она мне не сестра!
— Извини. Разумеется.
— Какое это имеет значение, Циге? Сестра она мне или нет, я любил ее. Своих чувств к ней мне не изменить. Мы собирались пожениться, когда закончим медицинский факультет…
— Что стряслось?
— Мой брат предал меня. Она предала меня. — Сделать это признание оказалось очень тяжело. — Они служили друг другу подушкой, — употребил я выражение из амхарского.
Тут я понял, что никогда никому этого не говорил, даже Хеме. Чуть было не сказал Томасу Стоуну в ресторане, да в последнюю минуту раздумал. Оказалось, это такое облегчение. Я ничего не пропустил — ни ложного обвинения в свой адрес, ни изуверства, сотворенного с Генет, ни смерти Розины.
Циге прижала руку ко рту, глаза ее были полны изумления и сочувствия. Отняв руку, она печально покачала головой.
— Твой брат хотел переспать со мной. — Она усмехнулась. — Да, да. Вы были тогда совсем юнцы, лет четырнадцать-пятнадцать. Молодые, да ранние. Шива, тот спросил меня напрямик: «Сколько стоит переспать с тобой?»
Циге рассмеялась, обратившись мыслями к далеким временам.
— И как? — выдавил я, в горле у меня было до того сухо, что тедж в желудке, казалось, вот-вот загорится. Она и не подозревала, как важен для меня ответ.
— Что «как»?
— Переспал он с тобой?
— Ну, ты очаровашка. Нет! — Она ущипнула меня за щеку. — Ты бы видел свое лицо! Нет и нет! (Я перевел дух.) Знаешь ведь: если бы на его месте был ты, все пошло бы по-другому. Если бы ты попросил… За мной должок, Мэрион. До сих пор.
Уверен, я покраснел. Перед глазами у меня мелькнула Генет и пропала.
— Какой еще должок, Циге. И прости, но я бы никогда ни о чем таком не попросил — это слишком личное.
— Мэрион, у тебя должна быть куча девушек. Хирург в Нью-Йорке! От медсестер отбою нет, а? Ты куда это? Зачем встал? В чем дело?
— Циге, уже поздно, мне пора…
Она с силой дернула меня за руку, так что я чуть было не свалился прямо на нее. Хорошо, она меня придержала. Запах ее тела и духов щекотал мне ноздри, я пожирал глазами ее шею, подбородок, грудь. В мечтах она была частой гостьей моей комнаты в Госпитале Богоматери, и мне в голову не могло прийти, что я дотронусь до нее в реальной жизни. Я, сертифицированный хирург общей практики, вдруг ощутил себя прыщавым подростком.
— Ты так покраснел! Тебе плохо? Благослови меня, Мария… Благословен будь Гавриил и святые… Ты до сих пор девственник, ведь так?
Я застенчиво кивнул и спросил:
— Почему ты плачешь?
Она только головой покачала, не отрывая от меня глаз. Слезы катились у нее по щекам. Наконец она погладила меня по лицу и чуть слышно сказала:
— Плачу, потому что это так прекрасно.
— Ничего подобного, Циге. Это глупо.
— С чего ты взял?
— Я берег себя для Генет. Вот ведь болван. Когда она с Шивой… я весь ушел в учебу. Хуже всего было то, что я ее по-прежнему любил. Шива не любил, а я любил. Когда она чуть не умерла, мне казалось, я в ответе. Веришь, нет? Спал с ней Шива, а в ответе я. Потом, когда она с друзьями угнала самолет, то опять меня предала. Ей было плевать, что будет со мной, с Хемой или с Шивой. В тот день, когда я бежал из Эфиопии, мне показалось, что я стряхнул с себя наваждение. Прибыв в Америку, я постарался ее забыть, надеялся, ее убили на этой дурацкой войне — ее войне. И вот, оказывается, она — здесь. Может, мне уехать, а, Циге? Куда-нибудь в Бразилию. Или в Индию. Не желаю находиться с этой женщиной на одном континенте.
— Прекрати, Мэрион. Не говори чепухи.
Во мне нарастало возбуждение. В моей жизни тайн от нее не было. Если бы даже захотел от нее что-то скрыть, ничего бы не вышло. Она знает мой позор, мои секреты, мое смущение.
Она коротко поцеловала меня в губы, своего рода первый мазок. Второй поцелуй длился дольше. Адреналин закипел у меня в крови, невостребованные запасы тестостерона выплеснулись наружу. Надо же такому случиться, мелькнуло у меня в голове, ведь сегодня я получил сертификат хирурга. Как все совпало. Я обнял ее.
Она вздохнула, отодвинулась, отстранила меня, поправила волосы. Лицо у нее было серьезное, словно у клинициста, объявляющего результаты экзамена.
— Погоди, мой милый. Все эти годы ты хранил чистоту. Это не шутки. Лучше тебе отправиться домой и подумать. Если я останусь для тебя желанной, я здесь. Возвращайся когда захочешь. А то можем отправиться в путешествие вдвоем. Или я приеду в Нью-Йорк и мы снимем чудесный номер в гостинице. — Она заметила досаду на моем лице. — Не грусти. Если у тебя за душой что-то столь прекрасное, надо хорошенько подумать, прежде чем с этим расставаться. Я пойму, если ты отдашь это не мне. А если выберешь меня, это будет честь. Вызываю тебе такси. Езжай, мой милый. Езжай с Богом.