Рассеянная масса

Кто ж не знает, что в этих сотах
мало меда и много воска?
Много паники в эпизодах.
Холодок вдоль спинного мозга.

Так с отчаяньем входят в долю.

Это наш договор вслепую:
раздели, я всего не стою.
Половина – бери любую.

У меня еще на примете

непонятные буки, веди,
внуки, дети, звезда над башней
да хороший зверек домашний,
не известный на этом свете.

* * *

Подбирается лисой,
заливаясь нежной краской,
с обаятельной ленцой,
с обязательной оглаской.

Я здесь точно ни при чем,

у меня есть право вето.
Но затронуто плечом
и коленкою задето —

дело ясное, гляди.

Только выводы громоздки
здесь, на шелковом пути,
на атласном перекрестке.

* * *

Никакой не воробей.
И кому ты, для кого ты
тянешь ясные длинноты,
мелких полные дробей?

Хвостик маленький оранжев.

Ты не дятел, я не Дидель.
Кто вы, сударь? Надо раньше б
заглянуть в определитель.

Там в кустах твоя смешная

голова передвижная.
В голове передвижной
золотой туман сплошной.

* * *

Вечером в воскресение
небо – одно спасение —
гаснущее колеблется.
Звездочка еле теплится.
Вечером легче дышится.
Звездочка еле светится.
Пусть за меня распишется,
там за меня отметится.

* * *

Темнота, заполнившая разом
обод изумленного зрачка,
силится пугать последним часом
и не уступает новичка.

Облако, закрывшее луну.

Шире круг, а темнота просторней.
Корни страха, зрительные корни
трогают слепую глубину.

* * *

Раньше грома и ночного блеска,
раньше ливня, хлынувшего прямо,
распахнулась, закачалась рама,
в комнату шагнула занавеска,
открывая бледные на белом
виды оробевшего подлеска,
грифелем осыпанные, мелом.

Все они остались невредимы,

в слепнущем зрачке соединяя
несоединимые картины:
темная – подробная – цветная.

* * *

Облачный край, зачесанный редким гребнем.
Под горизонт – сияющая вода.
Мы на нее не смотрим, еще ослепнем.
Дальше уходим, может, придем когда.

Листья ольхи пучками на тонких нитях

мелко шуршат как ветхая чешуя.
Кто-то бежит вдоль моря —
и что он видит?
Видит саманный дом, где живет семья.

* * *

Заросшее травою озерцо
следит за комариной пляской.
День марлевой ложится на лицо,
а вечер влажною повязкой.

Перебеляя воздух, дождик-вязь

чуть сеется из вечного запаса.
И целый день, почти не шевелясь,
стоит его рассеянная масса.