Рассеивая сумрак. Бессонная война

Его голос дрожал. В нём уже не было жалости. Только мука существования.

Син шагнул к Вильне, медленно подняв дрожащие почерневшие руки ладонями вверх. Он будто бы и молил о чём-то, просил о прощении.

– Должен ли я убить твоего отца, чтобы ты меня ненавидела? Должен ли я убить твоих друзей и товарищей? В какой же момент это станет моей виной, а не прихотью тех, кто мной воспользовался?

Вильна не знала ответа. Она ничего не могла ответить этому отчаявшемуся риру сейчас, но себе пообещала обязательно найти ответ на этот вопрос. Поэтому она просто приблизилась и обняла Сина, так же тепло, как когда-то давно, во времена их ученичества.

– Син, я не виню тебя. И даже если бы в Вирзе в тот момент был мой отец, я бы всё равно винила во всём Фавэра. На твоём месте мог оказаться любой другой сильный боец, но этот ужасный приказ мог отдать только он…

– Вильна. Их больше нет. И никогда… не будет.

Син не плакал, но от этого, наверное, ему было ещё тяжелее. Вильна и сама с трудом перенесла эту весть, хоть и куда меньше общалась со своими подчинёнными. Она помнила имена и лица каждого погибшего из тридцатого отряда.

– Когда закончится война… мы отомстим. Обязательно, Син, – твёрдо сказала она, но Син вдруг с тихим смешком отстранился.

– Убьём ещё? Десять, двадцать? Миллион? Сколько же я должен убить, чтобы расплатиться за свои грехи? И сколько грехов я совершу, пока буду за них расплачиваться?

Син больше не слушал – ухмыляясь каким-то своим мыслям, с тяжёлым взглядом в землю он поправил плащ, спрятал лицо и быстро скрылся в тени.

Вильна вздохнула. Её грызло какое-то чувство. Ведь и она сама рассчитывала на то, чтобы… Чем же она сама лучше Фавэра и других, кто раз за разом заставлял этого рира марать свои руки?

* * *

У них не осталось времени на раздумья. Война продолжалась. Тяжёлая, кровавая. С появлением Сина проблемы с наступлением закончились. За один день фронт, на котором орудовал Син, отодвигался на несколько километров к дарвельской границе.

К середине жаркого сезона они почти освободили территорию Скидана, когда вдруг был отдан приказ:

«Не прибегать к использованию массированных атак. Бить только одиночные цели, не продвигаться дальше на север. Держать наступающих противников в нескольких километрах от границы».

Никто не знал, что это означало. Но дарвельцы почувствовали, что идут к успеху: раз фронт застыл на месте – значит, у противника закончились силы для наступления. И поэтому все последние союзные силы объединённых государств были брошены на границу Скидана, на северный фронт.

Противников было так много, что, наверное, во всём Скидане не проживало столько людей, сколько у этой армии собралось бойцов.

И единственным, кто мог сдержать удар миллионной армии, был Син.

Пока другие скиданцы держали строй поодаль, пользуясь только дальними залпами, Син в одиночку влетал в бронированные ряды противника. У Сина не было ничего: ни шлема, ни доспехов, ни даже обычных перчаток. В тех же одеждах, в которых рир напивался в тавернах, он бросался в бой.

И под предсмертные крики врагов небеса и земля окрашивались кровью.

Их было так много, что одного меча не хватало. И Син, недолго задумываясь, под удивлённые выкрики скиданских солдат разорвал своё оружие дэ на две части, на два длинных острых клинка. Отломилась и третья часть, но она была столь мала, что, взмыв в воздух, птицей растаяла в облаках.

Стрелы дарвельцев не достигали цели: залпы огня подпаливали одежду, но не затрагивали бледной кожи рира. И он танцевал, вспарывая грудины врагов, пронзал их сердца от рассвета до рассвета.

Утренние крики птиц ознаменовали окончание бойни. Когда лучи дневной звезды касались земли, Син, будто неживой, медленно отступал, а на его место приходила армия Скидана.

Из рядов воинов выходила военный советник, сурии Вильна. И, приобнимая выбившегося из сил рира за плечи, медленно вела его в свою палатку.

– Син, нужно отмыться. Через час встреча с главнокомандующими.

Син молчал. Чаще всего он ничего не говорил, а его мутный взгляд был направлен в одну точку.

У длинного зеркала во всю стену Син умывался в отдельной палатке: ковшом черпая ледяную воду из бочки, он смывал с себя слой запёкшейся крови.

Его волосы, лицо, вся одежда и тело насквозь пропитывала красная жижа, бьющая в нос диким смешением запахов чужой дэ и крови.

Вильна всегда сторожила у входа, чтобы никто не потревожил Сина. Но однажды он, так до конца и не отмывшись, выскочил из палатки. С него стекали ручьи крови. Смоченная водой, она лилась с него, лужей следуя за риром по земле.

– Вильна! Генерал Вильна, скажите, как прошло сражение за Вирзу?! Где Фэнли и Жарм? Как тридцать первый отряд и командующий Хови?

Вильна опешила. Син не шутил – да и смог бы он шутить о подобном?

Она долго и внимательно вглядывалась в лицо рира, пока не заметила на нём искреннее волнение. Син действительно не помнит? Или не помнит именно сейчас?

– Син, ты… разве не знаешь?

Рир опешил. С хмурым лицом он обнажил сразу два клинка.

– Им не удаётся держать оборону? Тогда я должен отправиться туда и помочь. Прямо сейчас. Это мой отряд.