Рассеиваясь, как свет. Призрачная красота

– П-простите, – с запинкой пролепетала наконец она, – но я не понимаю, о чем вы.

– Хватит врать! Это ты во всем виновата! Все остальные, всплывшие в реке, погибли! Погибли! А ведь ты могла их спасти. Какая же ты мразь!

Ее глаза вдруг наполнились слезами.

– Я правда, правда не знаю, о чем вы говорите. Кто вы? Как я здесь оказалась? Почему вы и та другая женщина меня достаете?

– Я сыта по горло твоим враньем – резко сказала я, наклонившись над ней, так что она сжалась от страха. – Видимо, выжили только ты и Вероника, ведь вы и так уже были живыми людьми. – От сокрушительного разочарования, нарастающего в моей душе, я рассвирепела еще больше. – Поверить не могу, что я когда-то воображала, будто ты захочешь им помочь. Должно быть, ты самая порочная тварь на всей планете!

Слезы выкатились из глаз Кэтрин и потекли по ее щекам.

– Но я ничего не знаю, – зарыдала она. – Я не знаю, ни кто я, ни кто вы, ни как я здесь оказалась. Я просто хочу, чтобы кто-нибудь мне помог!

– Классная игра, – презрительно усмехнулась я. – Уверена, ты в два счета сумеешь заставить здешний персонал плясать под твою дудку. – Кипя от гнева, я отошла от ее кровати, чтобы не поддаться искушению отвесить ей пощечину. – Говори – где Вероника? Уж у нее я смогу что-то узнать.

Кэтрин села на кровати, сцепив руки и жалобно глядя на меня.

– Я ничего не знаю, – прошептала она. – Я совсем ничего не помню.

Она начала медленно раскачиваться взад и вперед и в такт этому покачиванию смыкать и размыкать кончики больших и указательных пальцев обеих рук, соединяя и разъединяя получающиеся кружки, словно звенья цепочки. Глядя на нее, я вдруг почувствовала, что у меня по спине бегут мурашки. Я видела такие движения рук только у одного человека – Оливии, но Оливия была мертва Я даже видела ее тело.

– Мне надо найти Веронику, – пробормотала я, рывком отодвинув занавеску. – И выяснить, что же произошло.

В лечебном отделении было еще только три занавешенные кабинки с пациентами. Я заглянула в первую и увидела старика с кислородной маской на лице. В следующей лежал обмотанный бинтами ребенок. Подойдя к последней, я остановилась и глубоко вдохнула. Я знала, что увижу там Веронику, но пока я ее не увидела, остается малюсенький, микроскопический шанс, что там все-таки находится Кэллум. Когда я отдерну занавеску, этот шанс исчезнет. Я вытерла свои потные ладони о джинсы, стиснула в кулаке занавеску и отдернула ее.

Кабинка была ярко освещена, на высокой кровати лежало неподвижное тело. Рядом, загораживая лицо пациентки или пациента, спиной ко мне стояла женщина в белом халате, настраивая аппарат, издающий прерывистый звуковой сигнал. Я бесшумно подошла ближе, не в силах больше ждать. Вцепившись в боковой ограничитель кровати, я застыла, и тут меня наконец заметила женщина-врач.

– Извините, что вы тут делаете?

Но я не могла произнести ни слова. Что бы еще она ни говорила, я этого уже не слышала из-за рева в ушах, ибо видела перед собой лицо человека, подключенного трубками и проводами к куче аппаратов, лицо человека, которого – я это знала – я буду любить до скончания времен. Лицо Кэллума.

* * *

– Я спросила, что вы тут делаете? – снова повторила докторша.

– Я хотела убедиться, что он жив. С ним все будет хорошо?

– Вы член его семьи?

– Нет, нет. Я… его друг. Очень близкий друг.

– Извините, но в данный момент я не могу обсуждать его состояние ни с кем, кроме членов семьи. Вам придется подождать в приемной. – Она бросила на меня презрительный взгляд. – Ох уже эти журналисты. Как вам удается так быстро проникать сюда? Мы тут сами смогли выяснить его личность только полчаса назад.

– Никакая я не журналистка, – недоуменно запротестовала я. – Я его друг. В последние месяцы мы с ним были очень близки.

– Что ж, в таком случае вы должны понимать, что мы должны быть начеку. Пожалуйста, выйдите и подождите в приемной.

– Прошу вас, скажите мне только, в каком он состоянии. – Я не могла оторвать глаз от знакомого лица, и мои пальцы сами собой потянулись, чтобы коснуться его руки. – С ним все будет хорошо?

Прежде чем я смогла дотронуться до него, докторша развернула меня и, крепко взяв под руку, вывела из кабинки.

– Не вынуждайте меня вызывать охрану. Вот так, умница. Подождите в приемной, и, если будут какие-то новости, я вас позову.

Она без церемоний вытолкала меня за дверь, и я снова оказалась в приемной, которая по-прежнему была почти пуста. Чувствуя себя совершенно вымотанной, я плюхнулась на ближайший пластиковый стул. За моей спиной работал висящий на стене телевизор, и я попыталась не обращать внимания на бессодержательную болтовню героев самой популярной мыльной оперы в стране. Мой план сработал – Кэллум находился в том же мире, что и я, но выживет ли он? Может быть, прошло слишком много времени, прежде чем я сумела перенести его в реку? Он не обгорел, но сильно пострадал. Какая-та небольшая часть моего сознания ликовала, но большая его часть отказывалась предаваться восторгам, пока я не буду знать точно, что с ним все хорошо.