Рассекречено внешней разведкой

Неужели не смог обнаружить НН? Нет, «разработки», как таковой, по всей вероятности не было. Когда «ведут» нелегала, то иногда пускают за ним до двадцати машин и до сорока сотрудников. Ты не видишь, но чувствуешь, что попал в «разработку». Но он абсолютно ничего не чувствовал… Потом это подтвердил и один из охранников, доверительно признавшийся:

«Американцы запретили нам за тобой следить. Ты бы заметил…»

А ведь, как понимал Вест, у полиции как раз перед тем был очень серьезный повод для его задержания. Ведь он совсем недавно сбил автомобилем девочку, выбежавшую вечером на дорогу за мячом. Прямо у резиденции президента! Месконис отвез ее в больницу, потом ему сообщили, что все в порядке. Если наблюдение было, то «сидовцы» непременно воспользовались бы этим случаем, и так бы его прижали, что и пикнуть не смог…

Хотя что-то чуть-чуть, да было. Веста занималась на курсах журналистики, и вот, когда несколько дней тому назад шла на занятия, увидела неподалеку двоих Аргентинцев. И тут произошло непонятное. Если идет женщина — блондинка, красивая — быть того не может, чтобы аргентинцы не посмотрели ей вслед, не поцокали языками, не отвесили комплимент. Для них это было бы противоестественно! А эти оба, как по команде, отвернулись. Признак «наружки» — отводят взгляд, чтобы самим не засветиться. Ведь «объект», как правило, засекает пристальный взгляд… В тот же день коллега Beсты по курсам почему-то признался ей, что работает в СИДЕ. Может, хотел таким образом предупредить — симпатии ради?

Было еще, что дворник увидел у машины Мескониса двух каких-то типов. Заметив его, те дали деру, причем один уронил револьвер 38-го, полицейского, калибра. Вадим потом внимательно осмотрел машину, но не нашел ничего. Хотя, видимо, они «маячок» поставили…

Мысленно прокручивая все происшедшие события, Мартынов понимал, что прокола не было. И тогда он все больше и больше утверждался в мысли о предательстве…

К утру Мартынов решил идти ва-банк. Говорить, что против аргентинцев он ничего не делал, что у него был слегка затянувшийся процесс легализации и что против американцев он еще ничего делать не начал — хотя здесь-то все было совсем не так. В основном он следовал «отступному» варианту «легенды», но что оставалось делать, когда ему сразу заявили, что он — офицер КГБ? Пришлось назвать свое звание — подполковник, хотя по «легенде» следовало утверждать, что он не сотрудник, а агент. Но есть ли смысл отрицать очевидное? Нужно делать так, чтобы поверили. Может быть, выйдет послабление режима… А в голове вертелась мысль: «Тогда мы убежим».

Если случился провал, разведчику надо выжить. Затем — бежать. Но смываться-то надо вовремя. А что делать, если этого времени уже нет? Тогда остается одно: чтобы спасти семью, надо соглашаться «работать» на них. Отступной вариант эту возможность предусматривал. Но в этом случае он должен был дать сигнал. Как?

Контрразведка знала, что время от времени разведчик должен подтверждать, что у него все нормально. Поэтому, получив согласие на «совместную работу», сидовцы поинтересовались, как этот сигнал должен выглядеть.

— Кружочек, в нем «икс», — не сморгнув, отвечал Мартынов.

Это был сигнал опасности, означавший: «я в руках противника».

На третьи сутки после ареста Вадима перевезли в зону парка Палермо, где поместили на верхнем этаже 22-этажного небоскреба. В квартире была охрана из четырех человек.

При обыске контрразведчики нашли у него график радиопередач — Вест знал, что очередная передача будет очень важной. Чтобы ее расшифровать, следовало вырвать из спецблокнота листочек, прогладить его утюгом. По счастью, капитан, находившийся рядом с Мартыновым, ничего в разведывательном деле не смыслил и все время бегал в соседнюю комнату, чтобы, как позже узнал Вадим, проконсультироваться с американцами. Поэтому Вест сумел прогладить, вернее, прокалить листочек так, что тот почернел. Потом он посмотрел на группы — шифры, и сказал с деланным удивлением: «Ой, это совсем не то!» Сжал листочек в кулаке, и тот рассыпался в прах.

Капитан, сообразивший, что его одурачили, чуть было не избил разведчика. Но, очевидно, американцы трогать его запретили. За все время плена Вадим лишь один раз получил по почкам — ощущение, надо сказать, не из приятных, долго дышал, как рыба, вытащенная из воды…

Когда конвоиры отправились в соседнюю комнату ужинать, оставив Мартынова одного, он быстро провел обыск и обнаружил во встроенном шкафу за кучей белья вмонтированный в стену сейф. Пошарив в белье, нашел ключ. В сейфе оказалась бумага — договор об аренде помещения с точным его адресом. Лежали там же и карандаши.