Расшифрованная «Белая Гвардия». Тайны Булгакова

22 сентября 1926 года Булгаков был вызван на допрос в ОГПУ по поводу его связи со сменовеховцами. На допросе он, в частности, показал: «На крестьянские темы я писать не могу потому, что деревню не люблю. Она мне представляется гораздо более кулацкой, нежели это принято думать. Из рабочего быта мне писать трудно. Я быт рабочих представляю себе хотя и гораздо лучше, нежели крестьянский, но все-таки знаю его не очень хорошо. Да и интересуюсь я им мало и вот по какой причине: я занят. Я очень интересуюсь бытом интеллигенции русской, люблю ее, считаю хотя и слабым, но очень важным слоем в стране. Судьбы ее мне близки, переживания дороги. Значит, я могу писать только из жизни интеллигенции в советской стране. Но склад моего ума сатирический. Из-под пера выходят вещи, которые порою, по-видимому, остро задевают общественно-коммунистические круги. Я всегда пишу по чистой совести и так как вижу. Отрицательные явления жизни в советской стране привлекают мое пристальное внимание, потому что в них я инстинктивно вижу большую пищу для себя (я – сатирик)». Эти идеи писатель отразил как в «Белой гвардии», так и в Письме Правительству СССР от 28 марта 1930 года. Следователи еще до допроса ознакомились с булгаковским дневником, где содержались резко негативные оценки сменовеховцев. Никаких репрессий против Булгакова не последовало.

Роман был посвящен второй жене писателя Любови Евгеньевне Белозерской-Булгаковой.

К роману «Белая гвардия» тесно примыкают рассказы «В ночь на 3-е число», «Я убил» и «Налет». Те же события, что и в «Белой гвардии», отразились и в неоднократно уже упоминавшемся в нашей книге рассказе «Необыкновенные приключения доктора». Этот рассказ – самый ранний по времени появления, если брать только рассказы, где отразились те же события жизни писателя, что и в «Белой гвардии».

Также и в неоднократно упоминавшемся уже рассказе «Необыкновенные приключения доктора», опубликованном во втором номере журнала «Рупор» за 1922 год, запечатлены, среди прочего, и два киевских переворота, ставшие основным содержанием «Белой гвардии». Главный герой рассказа, доктор N., явно автобиографичен. «Необыкновенные приключения доктора» во многом отражают события жизни Булгакова в период с конца 1918 до начала 1920 года. Как мы уже отмечали, этот рассказ – единственное булгаковское произведение, где писатель признает факт мобилизации близкого себе по жизненным обстоятельствам героя не только в гетманскую и петлюровскую, но также и в Красную, и в Белую армии. Булгакову опасно было признаваться в службе у белых. Поэтому он скрывал свое медицинское образование, особо подчеркивал в рассказе, что это не его собственные воспоминания, а записки друга, который то ли погиб во время Новороссийской эвакуации армии генерала А.И. Деникина в марте 1920 года, то ли благополучно эмигрировал в Буэнос-Айрес. Булгаков особо предупреждал сестру Надю, в письме от 26 апреля 1921 года, не вести с его владикавказской знакомой актрисой О.А. Мишон никаких разговоров на медицинские темы и внушить ей, что до того как заняться журналистикой, он окончил не медицинский, а естественный факультет.

В «Необыкновенных приключениях доктора» главный герой так вспоминает события, связанные с падением гетмана Скоропадского: «Меня мобилизовала пятая по счету власть (правительство Скоропадского действительно было в Киеве пятой по счету властью, если первой считать Временное правительство, здесь Булгаков абсолютно точен. – Б.С.)… Пятую власть выкинули, а я чуть жизни не лишился… К пяти часам дня все спуталось. Мороз. На восточной окраине пулеметы стрекотали. Это «ихние». На западной пулеметы – «наши». Бегут какие-то с винтовками. Вообще – вздор. Извозчики едут. Слышу, говорят: «Новая власть тут…»

«Ваша часть (какая, к черту, она моя!) на Владимирской». Бегу на Владимирскую и ничего не понимаю. Суматоха какая-то. Спрашиваю всех, где «моя» часть… Но все летят, и никто не отвечает. И вдруг вижу – какие-то с красными хвостами на шапках пересекают улицу и кричат:

– Держи его! Держи!

Я оглянулся – кого это?

Оказывается, меня!

Тут только я сообразил, что надо было делать – просто-напросто бежать домой. И я кинулся бежать. Какое счастье, что догадался юркнуть в переулок. А там сад. Забор. Я на забор.

Те кричат:

– Стой!

Но как я ни неопытен во всех этих войнах, я понял инстинктом, что стоять вовсе не следует. И через забор. Вслед: трах! трах!»