Расшифрованная Илиада

Хочешь ли новой жены, чтоб любовию с ней наслаждаться? В сень одному заключившися? Нет, недостойное дело, Бывши главою народа, в беды вовлекать нас, ахеян!

(II, 225-234)

То есть Ферсит выдвигает вполне демократические лозунги против привилегий аристократии, а с точки зрения аристократии — демагогически восстанавливает ахейские народные массы против верховного вождя. Более того, он делает из этого преступный вывод — конкретный призыв к дезертирству:

Слабое, робкое племя, ахеянки мы, не ахейцы!

В домы свои отплывем, а его мы оставим под Троей,

Здесь насыщаться чужими наградами; пусть он узнает, Служим ли помощью в брани и мы для него иль не служим

(II, 235-238).

Усмирил этого народного витию безупречный воин, божественный Одиссей. Устремившись к этому подонку, он воскликнул:

Смолкни, Терсит, и не смей ты один скиптроносцев порочить. Смертного боле презренного, нежели ты, я уверен,

Нет меж ахеян, с сынами Атрея под Трою пришедших. Имени наших царей не вращай ты в устах, велереча!

Их не дерзай порицать, ни речей уловлять о возврате!..

Ты, безрассудный, Атрида, вождя и владыку народов,

Сидя, злословишь, что слишком ему аргивяне герои Много дают, и обиды царю произносишь на сонме!

(11,247-251,254-256)

Одиссей пригрозил Ферситу, что ежели тот продолжит свои безрассудные речи, то Одиссей не будет Одиссеем,

Если, схвативши тебя не сорву я твоих одеяний,

Хлены с рамен и хитона, и даже что стыд покрывает,

И, навзрыд вопиющим, тебя к кораблям не пошлю я Вон из народного сонма, позорно избитого мною

(II, 261-264).

При этом Одиссей ударил Ферсита скипетром по горбатому хребту и плечам. Тут торжествующий певец с наслаждением описывает унижение Ферсита:

Сжался Терсит, из очей его брызнули крупные слезы;

Вдруг по хребту полоса, под тяжестью скиптра златого, Вздулась багровая: сел он, от страха дрожа; и, от боли Вид безобразный наморщив, слезы отер на ланитах.

Все, как ни были смутны, от сердца над ним рассмеялись...

(II, 266-269)

И все восхваляли Одиссея:

...Ныне ругателя буйного он обуздал велеречье!

Верно, вперед не отважит его дерзновенное сердце

Зевсу любезных царей оскорблять поносительной речью!

(II, 275-277)

На этом эпизод Ферсита (66 стихов) в «Илиаде» окончен. Одиссей призывает народ к битве, Нестор советует, как построиться, и логично следует описание ахейского войска — «Каталог кораблей», троянского войска («Диакосмос»), после чего в следующей песни начинается битва. Эпизод вроде бы ясен.

Вначале филологические комментаторы Гомера в основном выделяли художественные задачи эпизода — оттенять героизм главных героев, также психологические задачи — насмешкой снимать страх. Но когда в критику включились историки, на первый план выступили социальные мотивы эпизода.

Подобострастно восхваляющий аристократию певец (а певцы обычно кормились при дворах аристократии)

отражает в своей песни типичные народные волнения, периодически возникавшие при военных неудачах, и занимает позицию на стороне аристократии, всячески принижая народного витию. Уже в свои молодые годы Й. Г. Гердер в полемике с Клотцем писал, что Ферсит — это «голос греческой черни, которая должна теперь или никогда объясниться» {Herder 1769, I, Кар. 21). Эрнст Курциус писал, что уже у Гомера «аристократическое остроумие применялось, чтобы бичевать насмешкой ораторов толпы» {Curtius 1874,1:124). Так и понимали Ферси-та многие исследователи {Фрейденберг 1930; Feldman 1947; Rankin 1972; Josserand 1977; Ohlhausen 1983 и др.).

Но это понимание оказывается слишком узким.

2. Двойная мораль. Отношение певцов и героев к Ферситу выглядит крайне несправедливым по очень простой причине: в сущности, то же самое — бросить осаду и бежать на кораблях — предлагал неоднократно не кто иной, как сам верховный вождь Агамемнон! И никто его за это скипетром по хребту не бил, одежд с него не срывал, «покрывающих стыд». Не соглашались с ним вежливо и уважительно — те же самые герои.

Трижды Агамемнон впадал в малодушие и призывал снять осаду и бежать — в песнях II, IX и XIV.

Во второй песни, в том самом народном собрании, в котором выступал Ферсит, перед самым выступлением Ферсита Агамемнон обратился к ахеянам со следующим воззванием:

Други, герои данайские, храбрые слуги Арея!

Зевс громовержец меня уловил в неизбежную гибель!

Пагубный, прежде обетом и знаменьем сам предназначил

Мне возвратиться рушителем Трои высокотвердынной;

Ныне же злое прельщение он совершил и велит мне

В Аргос бесславным бежать, погубившему столько народа!..

(II, 110-115)

Он ссылается на то, что у Трои много союзников, девять лет уже длится тщетная осада, древо в кораблях изгнивает, канаты истлели; дети и жены ждут дома, сетуя на отсутствие мужей и отцов, которые медлят, делу не видя конца. И продолжает:

Други, внемлите и, что повелю я вам, все повинуйтесь:

Должно бежать! возвратимся в драгое отечество наше;

Нам не разрушить Трои, с широкими стогнами града!

(II, 139-141)

Результат его речи был совершенно иной, чем речи Ферсита: