Расшифрованная Илиада

...собрание все взволновалося; с криком ужасным Бросились все к кораблям; под стопами их прах, подымаясь, Облаком в воздухе стал; вопиют, убеждают друг друга Быстро суда захватить и спускать на широкое море;

Рвы очищают; уже до небес подымалися крики Жаждущих в домы; уже кораблей вырывались подпоры

(II, 149-154).

Так бы и свершилось бегство, если бы богини Гера с Афиной не вмешались, а кроме того, и Одиссей со своим глашатаем удерживал воинов — и удержали. Вот тут и поднялся Ферсит...

Так что Ферсит лишь продолжал призыв Агамемнона. В IX песни повествуется, как Агамемнон пришел в уныние от неудач и, созвав вождей на совет, встал, «проливающий слезы, как горный поток черноводный». Речь его нет надобности приводить — это точное воспроизведение его речи во второй песни, перед Ферситом, слово в слово. Нет только средних строк, а 12 строк полностью повторены. На сей раз ему вежливо, но твердо возражал Диомед, а Нестор посоветовал послать к Ахиллу посольство с извинениями и искупительными дарами, чтобы вернуть его к битвам.

Наконец, в XIV песни, когда три раненых вождя — Агамемнон, Одиссей и Диомед — обсуждают падение ахейской твердыни, защищавшей корабли, Агамемнон обращается к остальным с сетованием на переменчивость Зевса, отвернувшегося от ахеян, и делится с вождями горьким выводом:

Слушайте ж, други, один мой совет, и его мы исполним:

Первые наши суда, находящиесь близко пучины,

Двинем немедля и спустим их все на священное море;

Станем высоко держаться на котвах (якорях. —Л. К.),

пока не наступит

Ночь безлюдная...

Нет стыда избегать от беды и под мраком ночи;

Лучше бежа избежать от беды, чем вдаваться в погибель!

(XIV, 74—78, 80-81)

Ему снова возражают и Одиссей, и Диомед, в результате устыдившийся Агамемнон признает неуместность своего поведения.

Так что уж столь разнузданно корить и винить Ферси-та! Тут явная двойная мораль с социальным различением: от царя запросто сносят то, что от рядового ополченца считается позорным преступлением.

Но на это можно взглянуть и иначе: не направлен ли этот гротеск как раз на подрыв авторитета Агамемнона? Певцы не могли прямо осудить верховного вождя — не потерпели бы потомки и вообще аристократы, а если подсунуть простолюдина с той же идеей, то его можно критиковать и высмеивать сколько угодно за эту немилую певцам идею. Так сказать, кошку бьют — невестке пометки дают.

3. Несуразное испытание. Тут нужно внести существенную оговорку. Во второй песни, то есть перед эпизодом с Ферситом, Агамемнон не искренне предлагал бежать, а притворно, так сказать понарошке. Это он надумал устроить такое испытание своим войскам или подначить их.

Все начинается с того, что Зевс послал обольстительный («обманчивый») сон Агамемнону. Он повелел Сну лететь к Агамемнону и возвестить, что Гера упросила супруга дать победу ахейцам, тогда как Гере (в первой песни) этого сделать не удалось. Сон принял облик Нестора и возвестил Агамемнону обманную весть. Агамемнон созвал народное собрание (агору), но перед тем решил собрать совет старейшин (буле), на котором сообщил им свой сон и велел строить войска. Но сообщил также, что перед битвой решил испытать свое войско — тоже обманом:

...Прежде я сам, как и следует, их испытаю словами;

Я повелю им от Трои бежать на судах многовеслых,

Вы же один одного от сего отклоняйте советом (II, 73-75).

Это и было исполнено. Поэтому весь эпизод и носит у гомероведов название «Обманный сон» (или просто Сон — «Онейрос») и «Испытание войск» (или просто Испытание — «Диапейра», «Пейра»). Результат мы уже знаем.

Весь эпизод выглядит донельзя несуразным. Логики в нем нет совершенно. Прежде всего, какая связь между этим сном и призывом к бегству? Никакой. Зевс обещает победу, что ж призывать к бегству? Если бы Агамемнон сообразил, что Зевс хочет его обмануть. Но откуда бы Агамемнону узнать, что сон обманный? Если уж всемогущий Зевс хочет, чтобы Агамемнон поверил ему, Агамемнон эпоса должен верить. Да это и сказано в поэме: сон

...отлетел и оставил Атреева сына,

Сердце предавшего думам, которым не сужено сбыться.

Думал, что в тот же он день завоюет Приамову Трою.

Муж неразумный! Не ведал он дел, устрояемых Зевсом...

(II, 35-38)

Можно полагать, что первоначально сон был другим, не обманным, а призыв к бегству был естественным его следствием. Следы этого остались. Старый воитель Нестор так реагирует на рассказ Агамемнона об этом сне:

Если б подобный сон возвещал нам другой от ахеян,

Ложью почли б мы его и с презрением верно б отвергли;

Видел же тот, кто слывет знаменитейшим в рати ахейской;

Действуйте, други... (II, 80-83)

С какой стати отвергать с презрением сон, обещающий победу? Вот если это был сон, требующий бегства, тогда презрение понятно. Далее, окончив совещание с вождями, Агамемнон обращается к народному собранию и так повествует об этом сне:

Зевс громовержец меня уловил в неизбежную гибель!

Пагубный, прежде обетом и знаменьем сам предназначил

Мне возвратиться рушителем Трои высокотвердынной;

Ныне же злое прельщение он совершил и велит мне