Расшифрованная Илиада

Или не едет — начнет, без сомнения, ратовать снова,

Ежели сердце велит и бог всемогущий воздвигнет

(IX, 701-703).

В этом «едет или не едет» еще можно усмотреть некоторый намек (хоть и очень сомнительный) на колебания Ахилла в ответе Фениксу, но уж никак в словах Диомеда не проглядывает отражение ответа Аяксу. Ничего об условии вступления в битву, о крайнем «утеснении» ахейцев, о поджоге кораблей.

Таким образом, налицо чудовищное высокомерие Одиссея — так не считаться с заслугами других послов, более того — преступное пренебрежение своими обязанностями посла. Он же исказил итоговый ответ Ахилла: сообщил, что тот отплывет, а ведь знает, что тот не отплывет, а будет ждать на месте, пока подожгут корабли! Или не менее чудовищная и преступная забывчивость. Никакими художественными задачами поэта сие никак не обусловлено и не может быть оправдано.

Так почему же отчет Одиссея не содержит никаких сведений об ответах Ахилла на речи других послов — Феникса и Аякса?

Здесь возможно только одно толкование, единственное, непреложное: потому что, когда певец сочинял этот отчет, он исходил из иной раскладки событий — ответов на речи других послов в тексте «Пресбеи» еще не было, как не было и самих речей, да, скорее всего, и самих послов. Значит, существовала и такая стадия в создании «Пресбеи», когда был только один ответ — на речь Одиссея. Была только одна посольская речь — речь Одиссея. Был только один посол — Одиссей!

Когда я уже сделал все эти расчеты, мне попалась на глаза статья Г. Вольтерсторфа, опубликованная в годы Первой мировой войны в немецком журнале для учителей гимназий (^окегьШгД' 1917). Оказалось, что автор сделал схожие заключения, но его вывод прошел незамеченным. Поистине трудно сказать что-либо о Гомере, что еще не было сказано! Но Вольтерсторф считал, что в ранних версиях говорились те же речи, что и в поздних, только они были вложены в уста меньшего количества ораторов. В своих реконструкциях он перераспределял речи. Как видим, часто и сами речи отсутствовали. Особенно на стадии, где Одиссей пребывал в одиночестве (не считая глашатаев).

Не говоря уже о вторгшемся поздно Фениксе, но и великий Аякс тоже отсутствовал или был бессловесной фигурой на этой стадии «Пресбеи». Одиссей один представлял Агамемнона в посольстве — точно так, как он один отвозил к жрецу — отцу Хрисеиды искупительную жертву Аполлону в I песни. Поскольку жертва в Хрисе была связана с культом Аполлона Сминфея (Хриса бьша центром этого культа в регионе), эта стадия не выходит за хронологические рамки выделенной мною группы 12-корабельных отрядов — Одиссея, Аякса и Тлеполема, — также связанной с этим культом и объединенной им {Клейн 2000).

Чтобы все это распутать и чтобы распознать эту роль хитроумнейшего Одиссея, не требуется хитроумие Одиссея — только логика.

8. Пустая угроза. Однако тут возникает некоторое недоумение, не правда ли? Версия «Пресбеи», содержащая только диалог Ахилла с Одиссеем, но не с Аяксом, плохо вписывается в общую канву «Илиады». Если Ахилл осуществит свою угрозу отплыть, то на этом и прервется «Илиада». Не будет ни гибели Патрокла, ни примирения с Агамемноном, ни победы над Гектором, ни выкупа тела Гектора— словом, не будет «Илиады». Она не состоится.

Значит, что-то должно было задержать Ахилла, заставить его изменить планы. То решение, которое он сообщил Аяксу, и есть ведь наиболее подходящее для «Илиады», по крайней мере в ее нынешнем виде. Более того, оно соответствует тем планам мести Агамемнону, которые Ахилл лелеял еще со времени ссоры, которые определились в «Илиаде» еще с I песни, — дождаться, пока, воспользовавшись отсутствием Ахилла, троянцы оттеснят ахейцев к самым кораблям и подожгут корабли.

Вообще в обеих сценах — ссоры (I песнь) и посольства (IX песнь) — смена замыслов Ахилла осуществляется почти одинаково, в одном направлении. В этом смысле сцены параллельны. Смена решений Ахилла в «Пре-сбее» как бы повторяет ту, которая происходила при самой ссоре Ахилла с Агамемноном из-за плененной девы в I песни.

В начале ссоры Ахилл заявил, что немедленно отплывет домой со своим отрядом:

Ныне во Фтию иду: для меня несравненно приятней

В дом возвратиться на быстрых судах... (I, 169-170)

На что Агамемнон ответил:

Что же, беги, если бегства ты жаждешь! Тебя не прошу я

Ради меня оставаться; останутся здесь и другие...

(I, 173-174)

После вмешательства Афины, предрекающей возмещение за обиду, предрекающей дары (то есть предвидящей посольство!) и после уговоров Нестора («гнев отложи») Ахилл соглашается отдать деву и больше не заводит речь об отплытии, хотя и говорит еще много речей. Наконец, после всех этих разговоров Ахилл обращается за помощью к матери, просит, чтобы та умолила Зевса пожаловать троянцам «утеснение» ахейцев «до самых судов и до моря». Фетида, обещав это сделать, дает сыну следующий наказ:

Ты же теперь оставайся при быстрых судах мирмидонских,

Гнев на ахеян питай и от битв удержись совершенно

(1,421-422).