Расшифрованный Гоголь. «Вий», «Тарас Бульба», «Ревизор», «Мертвые души»

Тарас Бульба живет войной и ради войны. Без войны, по его убеждению, «так, стало быть, следует, чтобы пропадала даром козацкая сила, чтобы человек сгинул, как собака, без доброго дела, чтобы ни отчизне, ни всему христианству не было от него никакой пользы? Так на что же мы живем, на какого черта мы живем?». И про себя грозит осторожному кошевому, пытающемуся предотвратить новую войну: «Постой же ты, чертов кулак! – сказал Бульба про себя, – ты у меня будешь знать!» Кошевой больше ценит собственное богатство, чем вольный казацкий дух. Не иначе как черт водит теми казаками и их потомками, что погрязли в любви к червонцам. Нечистый овладел их душами. И неудивительно, что дочка у сотника, самого богатого казака в округе, оказывается ведьмой. Гоголь сожалел о романтическом Средневековье, противопоставлял героизм рыцарей коррупции, мздоимству Сквозник-Дмухановских, стяжательству Чичиковых, гниению Маниловых, Ноздревых и Плюшкиных, кулачеству Собакевичей и Коробочек, пустоте Хлестаковых.

«Ревизор»: высший суд над пороком

Самая знаменитая комедия Гоголя была впервые опубликована в 1836 году. Цензурное разрешение цензора А. В. Никитенко датировано 13 марта 1836 года. Во 2-м, исправленном издании, вышедшем в 1841 году, были помещены и «Две сцены, исключенные как замедлявшие течение пьесы». В исправленном виде «Ревизор» вошел в 4-й том «Сочинений» Гоголя, вышедший в 1842 году. Окончательный же текст пьесы был опубликован только посмертно, в 1855 году, в 4-м томе гоголевских «Сочинений». Впервые комедия была поставлена в петербургском Александринском театре 19 апреля 1836 года. В Москве же премьера «Ревизора» прошла 25 мая 1836 года в Малом театре.

Замысел «Ревизора», как известно, был подсказан Гоголю Александром Сергеевичем Пушкиным, который в конце октября или в начале ноября 1835 года рассказал ему историю Хлестакова.

Пушкин всю жизнь много значил для Гоголя, причем, как мы увидим далее, великий русский национальный поэт не только стоял у истоков замысла великой гоголевской комедии, но и послужил прототипом одного из главных ее героев. По воспоминаниям первого пушкинского биографа П. В. Анненкова, «тотчас по приезде в Петербург (вероятно, зимой или весной 1829 года. – Б. С.) Гоголь, движимый потребностью видеть Пушкина, который занимал все его воображение еще на школьной скамье, прямо из дома отправился к нему. Чем ближе подходил он к квартире Пушкина, тем более овладевала им робость и наконец у самых дверей квартиры развилась до того, что он убежал в кондитерскую и потребовал рюмку ликера. Подкрепленный им, он снова возвратился на приступ, смело позвонил и на вопрос свой: «дома ли хозяин?» услыхал ответ слуги: «почивают!» Было уже поздно на дворе. Гоголь с великим участием спросил: «Верно, всю ночь работал?» – «Как же, работал, – отвечал слуга, – в картишки играл». Гоголь признавался, что это был первый удар, нанесенный школьной идеализации его. Он иначе не представлял себе Пушкина до тех пор, как окруженного постоянно облаком вдохновения».

Гоголь познакомился с Пушкиным только два года спустя, в 20-х числах мая 1831 года на вечере у поэта и критика П. А. Плетнева. По воспоминаниям одного из ближайших друзей Гоголя, помещика Александра Сергеевича Данилевского (1809–1888), дошедших до нас в изложении В. И. Шенрока, знакомство произошло следующим образом: «Однажды летом отправились они с Гоголем в Лесной на дачу к Плетневу… Через несколько времени, почти следом за ними, явились Пушкин с Соболевским. Они пришли почему-то пешком с зонтиками на плечах. Вскоре к Плетневу приехала еще вдова Н. М. Карамзина, и Пушкин затеял с нею спор. Карамзина выразилась о ком-то: «она в интересном положении». Пушкин стал горячо возражать против этого выражения, утверждая с жаром, что его напрасно употребляют вместо коренного, чисто русского выражения: «она брюхата», что последнее выражение совершенно прилично, а, напротив, неприлично говорить: «она в интересном положении». После обеда был любопытный разговор. Плетнев сказал, что Пушкина надо рассердить, и только тогда он будет настоящим Пушкиным, и стал ему противоречить. Впечатление, произведенное на Данилевского Пушкиным, было то, что он и в обыкновенном разговоре являлся замечательным человеком, каждое слово его было веско и носило печать гениальности; в нем не было ни малейшей натянутости или жеманства; но особенно поражал его долго не выходивший из памяти совершенно детский, задушевный смех».