Хлестаков – тип для русской жизни вечный, что вовсе не значит, что свои Хлестаковы не могут появляться в других странах. Как писал Н. А. Бердяев в «Духах русской революции», «нет уже самодержавия, но по-прежнему Хлестаков разыгрывает из себя важного чиновника, по-прежнему все трепещут перед ним. Нет уже самодержавия, а Россия по-прежнему полна мертвыми душами, по-прежнему происходит торг ими. Хлестаковская смелость на каждом шагу дает себя чувствовать в русской революции. Но ныне Хлестаков вознесся на самую вершину власти и имеет больше оснований, чем старый, говорить: «министр иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я», или: «а любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я еще не проснулся: графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели». Революционные Хлестаковы с большим правдоподобием могут говорить: «Кому занять место? Многие из генералов находились охотники и брались, но подойдут, бывало, – нет, мудрено… Нечего делать – ко мне. И в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры…, можете представить себе, тридцать пять тысяч одних курьеров!» И революционный Иван Александрович берется управлять департаментом. И когда он проходит, «просто землетрясенье, все дрожит и трясется, как лист». Революционный Иван Александрович горячится и кричит: «я шутить не люблю, я им всем задам острастку… Я такой! Я не посмотрю ни на кого… Я везде, везде». Эти хлестаковские речи мы слышим каждый день и на каждом шагу. Все дрожат и трясутся. Но, зная историю старого и вечного Хлестакова, в глубине души ждут, что войдет жандарм и скажет: «Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сейчас же к себе». Страх контрреволюции, отравивший русскую революцию, и придает революционным дерзаниям хлестаковский характер. Это постоянное ожидание жандарма изобличает призрачность и лживость революционных достижений. Не будем обманываться внешностью. Революционный Хлестаков является в новом костюме и иначе себя именует. Но сущность остается той же. Тридцать пять тысяч курьеров могут быть представителями «совета рабочих и солдатских депутатов». Но это не меняет дела. В основе лежит старая русская ложь и обман, давно увиденные Гоголем. Оторванность от глубины делает слишком легкими все движения. В силах, ныне господствующих и властвующих, так же мало онтологического, подлинно сущего, как и в гоголевском Хлестакове».
Городничий, имеющий перед Хлестаковым, казалось бы, все преимущества и в общественном положении, и в житейской мудрости, тем не менее в схватке с ним терпит позорное поражение, тем более обидное, что известие о нем приходит как раз в тот момент, когда Антон Антонович уверовал, что он победил окончательно и бесповоротно и не сегодня завтра въедет в Петербург на белом коне.
Беда Городничего в том, что он принимает мелкого беса Хлестакова за гораздо более значительную личность. Недаром удовлетворенно, но не без какого-то испуга восклицает, когда вроде бы решена свадьба Хлестакова с Марьей Антоновной: «С каким дьяволом породнились!» А вначале он так говорит о ревизоре: «Беда, если старый черт, а молодой весь наверху», т. е. весь наружу. Но оказывается, что «молодой черт», да не черт даже вовсе, а мелкий бес, провел его, стреляного воробья, причем сделал это неосознанно, не имея какой-то ясной цели, кроме как не попасть в тюрьму да утолить голод. И Городничий так и не разглядел то, что Хлестаков совсем и не скрывал, зато наделил его теми качествами, которые Иван Александрович и не пытался выказать.
Городничий Антон Антонович Сквозник-Дмухановский в «Замечаниях для господ актеров» был охарактеризован Гоголем следующим образом: «Городничий, уже постаревший на службе очень неглупый по-своему человек. Хотя и взяточник, но ведет себя очень солидно; довольно сурьезен; несколько даже резонер; говорит ни громко, ни тихо, ни много, ни мало. Его каждое слово значительно. Черты лица его грубы и жестки, как у всякого, начавшего тяжелую службу с нижних чинов. Переход от страха к радости, от низости к высокомерию довольно быстр, как у человека с грубо развитыми склонностями души».
Показательно, что в характеристике Городничего преобладает отрицание «ни», подчеркивающее его усредненность, то, что этот персонаж не выдается из общего ряда ему подобных. Тем самым еще более оттеняется тот факт, что пороки Городничего свойственны очень многим. Не случайно именно Городничему Гоголь отдал фразу, ключевую для идейного содержания комедии: «Чему смеетесь? – Над собою смеетесь!..»