Когда гроб выносили из дома, люди подхватили его, не дав погрузить в машину, присланную Литфондом, и до самого кладбища несли на руках. Вдова Пастернака выполняла все указания Литфонда, действовавшего, в свою очередь, по директиве отдела культуры ЦК КПСС: похороны были назначены в будний день, а вынос тела - на три часа дня, чтобы не допустить основную часть людей к участию в похоронах. Запретили произнести на кладбище слова прощания К. Паустовскому, В. Иванову, К. Чуковскому.
16 августа 1960 года Ольгу Ивинскую арестовали. Месяц спустя взяли и ее дочь Ирину - за получение денег от иностранцев за «Доктора Живаго». Ирина получала эти деньги лишь однажды, когда мать лежала с гипсом, вывихнув ногу, и понятия не имела, что в переданном ей чемоданчике - не изданные за рубежом книги, а толстые пачки купюр. Ольга Всеволодовна вспоминала: «После моего ареста к Мите явился приехавший по туристской путевке д’Анджело. В руках его было две объемистых сумки. Не зная об их содержимом, Митя догадывался, что там опять могут быть деньги. Между тем наш с Ирой арест скрывался от мира, так что в квартире даже посадили женщину, чей голос был похож на Ирин, а Митю предупредили о необходимости соблюдать тайну (пообещав, что при этом условии нас отпустят). Но Митя оказался на высоте: он сумел сообщить д’Анджело о нашем аресте и выпроводить его с одной из сумок вон из квартиры. Когда вслед за этим сидевшие в засаде люди ворвались в комнату за оставленной сумкой - там оказались лишь приведшие их в ярость присланные Джульеттой нейлоновые юбки и помада. Позднее стало известно, что в унесенной сумке у д’Анджело был остаток долга Пастернаку - вторые полмиллиона рублей... Подчеркиваю (это очень важно): во всех без исключения случаях деньги были советские; ни гроша в иностранной валюте мы и в глаза не видели». Первые полмиллиона Ивинская получила сразу после смерти Пастернака от итальянских туристов супругов Бенедетти. От агентов КГБ все это не укрылось.
Причины своего повторного ареста Ольга Всеволодовна объяснила следующим образом: «Нет, я не думала, что наша с Борей деятельность преступна. Мне же в ЦК подсказывали - а что было делать? - чтобы Б. Л. получал деньги за роман. Способ существования, когда иностранные издательства выплачивали гонорар за «Доктора Живаго» в советских деньгах, был как бы понят и принят властями - а что было и им делать? - и мы, конечно, не думали о его уголовной наказуемости.
Но после Бориной смерти все переменилось. Я начала понимать, что у властей, попавших из-за романа в неудобное положение, явилась счастливая мысль переложить на мои плечи ответственность. Некоторые, как стало ясно мне потом, впали в ошибку из-за недостатка эрудиции. Говорил же мне на следствии Т. (очень крупный чин), что я «ловко законспирировалась», протащив под именем Пастернака свой преступный, антисоветский роман.
Пастернак - слишком известное имя, чтобы стоило на долгое время заклеймить его ярлыком врага. И потому после смерти Б. Л., когда можно было уже не опасаться, что он преподнесет новый сюрприз (вроде стихотворения «Нобелевская премия»), власти предпочли поместить его в пантеон советской литературы. Сурков сделал поворот на 18о градусов: объявил, что Пастернак был лично им уважаемым, честным поэтом, но подруга поэта Ивинская -«авантюристка, заставившая Пастернака писать «Доктора Живаго» и передать его за границу, чтобы лично обогатиться».
Ивинская получала гонорары, сочинив и продав преступный роман, прикрываясь чистым именем большого поэта, который и «не знал о совершавшихся злодеяниях». Легкая формула, в которую хорошо уложится и сурковская зависть, копленная годами, зависть временщика и ремесленника к большому поэту, трагический жребий которого - всегда оппозиция, именно из-за неподкупности и правдивости подлинного искусства. Найдена авантюристка - и дело с концом!
Но не так быстро! Ведь со дня Бориной смерти прошло мало времени! Еще два с половиной месяца не прошло, а деньги шли уже больше трех лет!»
Наверное, тут было еще и банальное мародерство -стремление властей завладеть уникальным архивом, который Ивинской и ее потомкам так и не вернули уже при новой, демократической власти, несмотря на реабилитацию. А если бы не было гонораров за антисоветский роман, то Ивинской и ее дочери просто пришили бы антисоветскую деятельность - в разговорах с иностранцами, которые фиксировались КГБ, всегда можно было найти достаточно крамолы.
На суде, по словам Ивинской, «из рассмотрения двух томов моей переписки с Фельтринелли прокурору становится ясно, что роман за границу передала Ивинская, а Пастернак, который все же продался милитаристам, действовал по капризу Ивинской. Кто написал роман - ему неизвестно. Вместе с тем прокурор сообщает, что за все это меня преследовать не будут, а судят с дочерью за получение ввезенных в СССР контрабандным путем советских денег». Что ж, как верно подметил Солженицын, в связи с делом Пастернака еще раз проявилась актуальность пушкинской фразы о том, что чернь «любить умеет только мертвых».