— Двигаться лесами к побережью, захватить лодку и уйти в Швецию. Это триста километров.
— Бред, — отмахнулся Готтлебен. — Нужно идти через Литву в Силезию…
— Пожалуй. Хотя и дольше, но надежней…
Они советовались между собой, обсуждали, прикидывали, но ни разу и ни о чем не спросили меня. Как будто меня уже не существовало. Я смотрел на них и слушал. Мне казалось, что все это происходит в каком-то нереальном мире, в страшном, фантастическом сне, явившем моему взору двух грязных, полуголодных безумцев, воспаленно сверкавших глазами, строивших такие чудовищные планы, какие возникают у морфинистов в их самые блаженные минуты…
Скоро совсем стемнело. Тихие сумерки перешли в сырую лесную ночь. Где-то очень далеко, наверное, уже зарытые в землю, успокоенно лежат Мария и Альберт. Четыре дня, как всюду кончилась война. У меня дома, в Карлсхорте, в инженерном училище Германия подписала свою капитуляцию. А меня война все еще тащила по своим ухабам…
Для чего я все это пишу? Для кого? Просто мне надо с кем-то говорить, чтоб не сойти с ума, молчать невыносимо. Но говорить не с кем: каждый говорит сам с собой, даже произнося какие-то слова для другого. И каждый слышит только себя…»
«12 мая.
Не думаю, что ЧП, но волнуюсь: исчез Семен. Утром, когда я уезжал в штаб, видел: он и В. умывались. Вернулся я после полудня, старшина доложил: „Березкин в самоволке“. Семен — в самоволку?! Вызвал В. Спокоен: „Найдется, куда денется? Девчонку, наверное, завел на хуторе или в Аудари. Пока не шуми“. В. видел его последний раз, когда Сем. собирал сушняк для кухни…
Уже вечереет. Сем. нет. Комбату пока не докладывал. В. уговорил. Приказал ему: носом рыть, а Сем. отыскать. В. ушел с двумя солдатами в Аудари, не унывает: „Зря паникуешь…“
Жду. Тревожно…»
«Почти целый день я провел один: Готтлебен и Лаук уходили разведать дорогу возле Аудари: можно ли там ночью незаметно проскочить в соседний лес, потому что здесь начались болота, идти трудно.
Пришли злые, возбужденные: на опушке возле отдаленного хутора наткнулись на русского солдата. Он шел с пустой канистрой, увидел их поздно. Они свалили его, заткнули рот и утащили в лес. Допрашивал Готтлебен. Солдат сказал им только, что командир взвода послал его на хутор за пивом, больше ни слова.
На мой вопрос: „Где же он?“ Лаук ухмыльнулся, а Готтлебен вытащил из кармана какую-то тоненькую книжицу размером с блокнот и швырнул мне. На серой обтрепавшейся обложке красная звездочка.
Видимо, солдатская книжка. Шесть листков плохой желтоватой бумаги, в типографски напечатанные графы внесены чернилами записи.
— Сожги, — приказал Готтлебен. — Русские будут искать своего. Дождемся темноты и пойдем через болота…