Рассказ?

# “Но если бы я вспоминала обо всем и все бы вам говорила, на нас осталась бы только одна память”. — “Общая память? Нет, — торжественно сказал он, — никогда не будем мы сообща принадлежать памяти”. — “Ну ладно, тогда забвению”. — “Быть может, забвению”. — “Да, забывая, я чувствую себя к вам уже ближе”. — “По соседству, но, однако, без приближения”. — “Так и есть, — пылко подхватила она, — без сближения”. — “И без истины, без секрета”. — “Без истины, без секрета”. — “Словно в конечном счете на месте всякой встречи окажется отход в сторону. Забвение медленно, неторопливо отодвинет нас тем же чуждым движением от того, что между нами еще есть общего”. Она задумчиво выслушала это и подхватила, понизив голос: “При условии, что забвение пребывает в речи”. — “В речи забвения”. — “В один прекрасный момент все, стало быть, забудется?” — “Все во всем”. — “А то мгновение, когда все забудется, как забудется оно?” — “Забвение канет в забвение”.

# Ждать означало ждать случая. Случай же приходил только в похищенное у ожидания мгновение, мгновение, когда вопрос об ожидании уже не стоит.

# Бытие — еще одно имя для забвения.

# “Разве я не сказала вам все с самого начала?” — “Да, это правда, вы были великолепны”. Он смолк. “Но, может быть, нам на несчастье”. И, поскольку она ничего не сказала: “Нам на несчастье. С первого же мгновения вы разговаривали со мной так великолепно, так задушевно. Никогда не забуду эти первые мгновения, когда между нами все уже было сказано. Но меня подвело незнание. Я мог узнать только то, что знал”. — “Я вам доверяла, говорила с вами, как сама с собой”. — “Да, но вы-то знали, я не знал”. — “Почему вы меня не предупредили? Нужно было меня прервать”. — “Слишком сильно это подействовало, я не желал ничего больше, ничем больше не мог владеть”. Она задумалась и вдруг, будто решившись, повернулась к нему со странной серьезностью: “Я и в самом деле с первого же мгновения говорила с вами, как с кем-то, кому уже все, вроде бы, сказала, все то, что хотела сказать?” — “Да, мне так кажется; так оно и есть”. — “Ну да, в этом и состоял секрет: я же вам уже все сказала”. И, поскольку он не отвечал: “Вы разочарованы. Вы ждали иного”. — “Нет-нет, — сказал он, покачав головой. — Это было великолепно”.

# Он знал, каким было его собственное первое слово, он пребывал в уверенности, что, сказав ей “Подойдите” — и она тут же приблизилась, — он завлек ее в тот круг влечения, где начинаешь говорить только потому, что все уже сказано. Не слишком ли он к ней был близок? Может, между ними уже не осталось нужного расстояния? А она в самой своей чуждости оказалась слишком привычной?

Он завлек ее, вот его волшебство, его ошибка. “Вы меня не завлекали, вы меня еще не завлекли”.

# Чем больше она его забывала, тем сильнее чувствовала себя влекомой ожиданием к тому месту, где с ним находилась.

“Почему вас так интересует эта комната?” — “Она меня интересует?” — “Положим, она вас привлекает”. — “Просто вы меня в нее завлекли”.

Он позвал ее, она пришла. Пришла по зову, призывая своим приходом его.

“В том, что вы говорите, возможно, слишком много смысла, какой-то исключающий все остальные смысл. Словно это можно выразить только здесь и нигде больше”. — “Не правда ли, так и нужно?” — “Я хочу сказать не только, что в другом месте все имело бы другой смысл, но и что в ваших словах присутствует нечто, постоянно говорящее о том, где мы с вами находимся. Почему? Что же здесь происходит? Вот что нужно сказать”. — “Кому об этом знать, как не вам, ведь все это в уже мною сказанном, в том, что кроме вас некому слушать”.

Больше некому слушать. Это обязывает его к строгости внимания, которая не должна ограничиваться одним постоянством.

“Что здесь происходит? В данный момент мы разговариваем”. — “Ну, да, разговариваем”. — “Но пришли сюда не для того, чтобы говорить”. — “Но все же пришли разговаривая”.

# Верно, она была там. Взглядом он охватывал ее всю, собранную в самой себе, от себя в самой себе отвлеченную. И видел ее постоянно, без помех и все же как бы случайно. У нее не было другого лица, кроме этой великолепной, этой смущающей уверенности.

Зримая, но, однако, из-за этой зримости не видимая.

Не зримая и не незримая, утверждающая свое право быть для него видимой неким всегда предшествующим свету светом, а может быть, это и не был настоящий свет, а только ясность, которой они вместе располагали, исходившая из их собственного секрета и возвращенная неведению самих себя. Ясность без ясности, далекое утверждение влечения, меланхолическое и счастливое знание, проистекавшее из того, что он в нее еще не всматривался.

Лицо, высшее утверждение ее права быть им видимой, даже если она и не была зримой.

# “Вы меня видите?” — “Конечно же, я вас вижу, только вас я и вижу — хотя еще нет”.

# То, что ты написал, хранит секрет. Она — она им уже больше не владеет, она передала его тебе, а ты, только потому, что он от тебя ускользнул, ты и смог его записать.