Рассказ 77

Матвей подошел к багажному вагону, назвался и стал помогать грузчикам вытаскивать мешки, по-хозяйски поглядывая, чтоб их не шибко кидали на железную тележку. Потом он подмогнул выгрузить еще какой-то здоровенный ящик, на котором со всех сторон было нарисовано по рюмке и зонтику и стояли черные жирные надписи: «Не кантовать». Грузчики в знак благодарности предложили Матвею поехать вместе с ними до багажной. Он согласился, быстро приладился рядом с мешками, радуясь, что все идет благополучно: мешки нигде не застряли в дороге, и морозы на Севере пока слабые и никакого вреда от них луку не будет.

В багажной Матвей присмотрел местечко, где мешки можно было сложить так, чтоб их никто случаем не задел ящиком или тюком. Но заносить мешки в багажную не пришлось. Неожиданно появился возле тележки Санька в расстегнутом полушубке и сбитой набекрень шапке. Завидев Матвея, он весело закричал:

— Живем, Калинович! — и тут же юркнул к кладовщику, о чем-то с ним переговорил, потом, затребовав у Матвея квитанцию, пробился без очереди к кассе, улыбнулся, подмигнул выглянувшей оттуда рыжеволосой девчонке и через минуту-вторую уже скомандовал Матвею: — Давай грузить!

Матвей подчинился, схватил мешок и, ни о чем не расспрашивая, пошел вслед за Санькой в узенький проем между багажной и пригородными кассами. Шагах в десяти вблизи забора их ждала подвода. Да какая! Серая в яблоках кобыла, подкованная на все четыре ноги, была запряжена в громадных размеров телегу на резиновом ходу. Матвей, может, и не обратил бы внимания на эту резину, будь она какой-нибудь старенькой, поношенной, а то ведь, считай, только с завода, километров сто всего прошла. За такую резину любой шофер не одну бутылку поставит. Матвей не сдержался, по привычке стукнул сапогом по туго накаченному колесу, вздохнул и лишь после этого положил мешок на телегу. Она чуть качнулась на рессорах и замерла. Матвей хотел было обследовать и эти рессоры, и два ловко приделанных на телеге стоп-сигнала, и вообще всю лошадиную сбрую с множеством заклепок, галунов и сыромятных ремней, но в это время из-за снежного сугроба вынырнул сам хозяин подводы, высоченный цыган в белом милицейском полушубке без погон. Он весело улыбнулся в смоляные усы и подмигнул Матвею:

— Нэ волнуйся, дядя. Доедем.

— Да я ничего, — тоже улыбнулся ему в ответ Матвей, но как-то заискивающе, без гордости, и тут же кинулся опять к багажной за мешками, думая теперь лишь об одном: сколько придется дать этому цыгану за доставку. Десятку вроде бы многовато, а пятерку — вдруг окажется мало.

Но Санька и тут выручил Матвея. Пока они все втроем носили мешки, он успел шепнуть:

— Заплачено уже. Мы у этого цыгана жить будем. Николаё его зовут, Коля, значит.

Матвей согласно кивнул головой. Ему было все равно, где жить. Лишь бы не под открытым небом.

Базар был совсем невдалеке, и они обернулись за час с небольшим. Санька о чем-то пошушукался с цыганом, пожал ему руку с громадным золотым перстнем на безымянном пальце и побежал за весами. А Матвей, немного оглядевшись, стал затаскивать мешки за широкий каменный прилавок.

Санька вернулся минут через пятнадцать, помог Матвею установить весы и подхватил свой чемоданчик.

— Бывай, Калинович. Не проторгуйся.

— Ну да, — кивнул ему Матвей и принялся развязывать первый мешок.

Но как только Санька исчез в толпе, Матвей отставил мешок в сторону, спрятал под прилавок гири и, попросив мужика, торговавшего рядом капустою, понаблюдать за его товаром, пошел поглядеть, что здесь за базар.

На первом, самом нижнем этаже торговали всякой огородной продукцией: морковью, свеклой, картошкой. Матвей вначале прошелся по левой и правой сторонам, где располагались ларьки. Но ничего особенного там не обнаружил. То же, что и у них дома: запечатанные в стеклянные банки кабачки, гречневая каша да порезанные на мелкие ломтики болгарские яблоки. Кое-где, правда, еще лежала в ящиках маленькая, чуть больше воробьиного яйца, картошка. Зато посередине, где расположился со своим луком и Матвей, полно всякой всячины: поближе к двери, на всякий манер и лад зазывая покупателей, торговали мочеными яблоками, огурцами и капустой мужики и бабы. Особенно удивился Матвей двум, почти в человеческий рост, бочкам, возле которых хлопотал щупленький веселый старичок, судя по разговору, белорус. Как он их сюда дотащил, одному богу известно. Потом целый ряд занимали тюки с морковью и свеклой. Матвей поинтересовался, почем морковь. Оказывается, по рублю килограмм. А у них дома по двадцать копеек никто давать не хочет. Надо же!

За свеклой и морковью шла картошка. Матвей сразу определил, что привозная. Ради любопытства он опять спросил о цене и опять удивился: шестьдесят копеек килограмм. Картошка, правда, не сравнишь с той, что в ларьках, но и цена, шутка сказать, — почти десять рублей пуд.

Матвей пошел дальше, ко всему приглядываясь и прицениваясь. Мало ли чего, вдруг на следующий год придется приехать с той же картошкой или морковью. Так чтоб знать, как оно здесь все.