Он готов был отступиться, когда профессор Викторинис протянула ему пальцы — как обычно, в одно касание, но Нельсон стиснул сухую, гладкую ладонь и прошептал: — Я прошу вас изменить решение. По горящему пальцу снова разлился холод, на этот раз медленнее. Профессор Викторинис поджала губы. Ее свободная рука гальванически подергивалась. «Я должен отпустить ее, — думал Нельсон, — это опасно». Но не отпускал.
Она подняла свободную руку и медленно поправила очки. Веки ритмично подергивались. В серых глазах происходила какая-то борьба.
— Буду очень признателен, если вы напишете Линде записку, — Нельсон сильнее сжал ее руку, — с разрешением взять меня на работу.
Профессор Викторинис заморгала. Уголки ее губ дергались, с глазами что-то творилось. Нельсон разжал хватку. Викторинис отдернула руку и отшатнулась. Взгляд ее снова стал осмысленным. Обоих шатало. Нельсон был не в силах выговорить ни слова, Викторинис тяжело дышала через нос. Потом она повернулась на каблуках и молча заскользила по ковру.
Сердце колотилось, как бешеное. Нельсон боялся, что тщится чувств. Он повернулся на ватных ногах, бросился к лифту и нажал кнопку. Только бы не упасть прямо здесь!… Он воровато обернулся. Викторинис держалась за ручку двери, словно ища опоры. Она отыскала в кармане ключи, с третьей попытки подобрала нужный, открыла дверь, но не вошла, а прислонилась к косяку в яром свете из дальнего конца коридора. во
Лифт наконец подъехал, Нельсон, шатаясь, вошел в кабину и привалился к дальней стенке. Профессор Викторинис провожала его взглядом, пока не закрылись двери.
У себя в кабинете Нельсон рухнул на стул. Наверняка профессор Викторинис пишет сейчас убийственную характеристику, вбивая осиновый кол в его профессиональный труп.
Он замер, услышав шаги перед дверью: наверное, Викторинис отправила Джилиан переломать ему хребет и выбросить безжизненное тело в окошко. Однако это оказалась всего-навсего Вита: она заглянула в дверь, прижимая к груди сумку, — проверяла, одет ли Нельсон. Ее колотила паника; у нее были хорошие новости.
— Антони требует меня на Обеденный семинар! — простонала Вита, закрывая дверь и падая на нее спиной, как будто сзади гнались собаки. Обеденный семинар проводил раз в месяц декан Акулло. Попасть туда можно было только по приглашению, и это считалось большой честью.
Нельсон постарался обрадоваться за Биту.
— Здорово! Поздравляю!
— Мне конец! — вскричала она. — Он сказал, чтобы я доложила статью об Оскаре Уайльде и лесбийском фаллосе! Антони ее прочел. Говорит, «хорошая работа». Что, по-вашему, это значит?
Последняя статья Виты, находящаяся сейчас на рассмотрении в нескольких крупных журналах, называлась «Лесбийский фаллос Дориана Грея». В ней Вита разбирала жизнь и труды Оскара Уайльда с позиций тендерной теории. В самом подходе не было ничего странного, однако Нельсона удивляло, что Вита вообще взялась за этого автора. Ей были совершенно чужды его остроумие, ирония, экстравагантность в одежде, способность верить в две взаимоисключающие вещи одновременно. Роднила их разве что любовь к интеллектуальной жизни, но и здесь слово «интеллектуальное» означало для Оскара Уайльда совсем не то, что для современной литературной критикессы.
— Может быть, Антони понравилась статья, — рассеянно ответил Нельсон. Пожалуй, еще не поздно извиниться перед профессором Викторинис. Наверное, он предложит сам броситься с крыши Харбор-холла, чтобы избавить Джилиан от хлопот.
— Вот его собственные слова. — Вита сидела напротив Нельсона, стискивая колени. — «Хорошая работа». Что, по-вашему, он хотел этим сказать?
Нельсон успокоил Виту, пригласив ее вечером в гости. Пусть развеется, катаясь по ковру с Кларой и Абигайл. Хорошо бы и самому отвлечься от мыслей о неизбежном крахе научной карьеры.
По крайней мере в отношении Виты уловка сработала; в тот вечер в гостях она веселилась, как девочка, распевая с Кларой песенки из старых комедий. Обе хохотали до истерики. Потом Вита посидела с Абби, пытаясь приделать Барби оторванную голову. Бриджит благодарно выглядывала из кухни, радуясь передышке в родительских трудах.