За пятнадцать минут до семинара Нельсон сел за стол в кабинете и достал пакет с обедом: морковные котлеты, изюм, домашние оладьи. Сандвич был из белого хлеба со вчерашними рыбными палочками. Кока-колу он принес из холла, но открывать не стал. Тут в кабинет вбежала запыхавшаяся Вита.
— Вот вы где! — Она закрыла дверь и упала на нее спиной, как будто сзади кто-то гнался. — Я вас повсюду ищу!
Для семинара Вита прихорошилась, остановившись в конце концов на платье и чулках. Нельсон решил, что она выглядит неплохо — этакая аккуратная незамужняя библиотекарша. Темное кашемировое платье доходило до колен и в талии перехватывалось поясом. Пуговицы на горле и на запястьях были застегнуты. На плечи Вита повязала платочек, от чего стала похожа на девочку-скаута. Нельсон удержался, чтобы не осмотреть ее с ног до головы, однако приметил, что она подстрижена, в очках, а каблуки ее туфель не высокие и не низкие, а в точности средние.
— Вита, — сказал он, — вы прекрасно выглядите. Вита окаменела.
— Что-то не так?
— Все так, — отвечал Нельсон. — У вас очень деловой вид.
— Прическа? — Вита прижала ко лбу челку.
— Вы смотритесь великолепно. — Он взглянул на часы. — Почти двенадцать, вам, наверное…
К изумлению Нельсона, Вита пробежала через комнаты и рывком поставила его на ноги.
— Вы должны идти со мной! — Голос у нее дрожал. — Я больше никого не нашла!
Нельсон закусил губу. Перед глазами плясало видение «Нажруся».
— Я могу пойти только на первый час, — сказал он. — У меня в начале второго занятие.
— Нельзя его отменить?
—
— Хорошо, — буркнула Вита, поворачиваясь к дверям. — Раз так, придите хотя бы на час.
Она помедлила в дверях.
— И прихватите свой обед. Я не заказала вам сандвич.
Антони Акулло пришел в науку из рекламы. Выходец из рабочих трущоб, он еще в аспирантуре начал подрабатывать копирайтером на Мэдисон-авеню. Его первым успехом стала раскрутка бутербродного маргарина под лозунгом «Я не верю, что я не верю, что это не масло». Прославился он рекламой сети точек по продаже гамбургеров. Премию «Клио» ему принес ролик, в котором смуглый, с хвостом на затылке рабочий подросток — очень похожий на юного Акулло, — стоя в очереди к прилавку конкурирующей сети, возмущенно встряхивает головой при виде гамбургера размером с пятидесятицентовую монету. «И это называется гамбургер?» сразу вошло в поговорку.
Однако Акулло понимал, что даже самый успешный копирайтер зависит от прихоти клиента. В научном мире он нашел ту арену, где талант жонглировать словами и беспредельное честолюбие способны принести абсолютную власть. Итак, пока одно поколение ученых вело обреченный арьергардный бой в защиту правды и красоты, а другое терзало свою плоть терниями французской теории, Акулло изваял мощную диссертацию по Мильтону. Называлось она «Быть владыкой ада: воля к власти в „Потерянном раю“. Акулло доказывал, что Мильтон в действительности защищал Сатану — поклон в сторону Уильяма Блейка, — только не отдавал себе в этом отчета. Адаму и Еве, писал Акулло, крупно свезло, что их нашел Сатана. До тех пор Адам был просто вкрадчивым пригородным баптистом в нейлоновой рубашке, а Ева — его сентиментальной женой. Сатана ворвался в их скучную жизнь — смуглый Другой, исполненный загадки и эротической опасности. Бог лишь размазывает манную кашу, спорил Акулло, только Сатана говорит правду: нет ни справедливости, ни сострадания, ни правды. Есть только власть. Тщетно апеллировать к моральным авторитетам, они не разрешат спора; напротив, победитель устанавливает свою мораль. „Лучше быть владыкой Ада, чем слугою Неба“[54]
, по убеждению Акулло, самые правдивые строки в «Потерянном раю».Окрошка из постмодернизма с его полным отсутствием морального и политического содержания для рекламщика — вторая натура, и Акулло стал постмодернистским Панглосом[55]
, с оттенком елизаветинского «Мой ад везде, и я навеки в нем»[56], говоря словами Марло, к которым он присовокупил: «Так почему бы мне этим не воспользоваться?» Гегемоническая система мира везде, вне ее ничего нет, а значит, этот мир, будучи единственным, и есть лучший из всех возможных миров. Рекламщики гораздо лучше ученых понимают, что мир состоит из дискурса, уверял Акулло, они нутром чувствуют, что истинная власть — в бесконечном манипулировании знаками. Реклама — это постмодернизм на практике, писал Акулло; непонимание Мильтона, что его главный герой — Сатана, овеществилось в слабости «Возвращенного рая» и полном политическом крахе поддержанной Мильтоном утопической революции. Нужен был рекламщик, чтобы освободить поэму от собственной слепоты Мильтона.«В наиболее значимом смысле, — писал Антони Акулло, —