Наконец я понял, куда он клонит. Какой же я неслыханный идиот! Как я мог подумать, что он смирится с этими чертовыми щербинами! Я униженно попросил у него прощения и, чтобы загладить вину, пообещал купить небесно-голубой краски и перекрасить его целиком: этот цвет мне нравился еще больше, чем красный. Я дал слово сделать это через несколько дней, сейчас у меня нет ни гроша, поесть и то не на что.
Но ждать будильник был не намерен. Раз я пообещал купить голубой краски, то должен купить ее сейчас же. Тик-так, сказал он, словно намекая, что денег всегда можно перехватить в долг.
Я раздобыл вексельный бланк, поспешил к двум своим приятелям и попросил их быть моими поручителями.
– Хм, – сказали они, уклоняясь от прямого ответа. – Зачем такие жертвы ради будильника, от которого одна только морока и который так потрепан жизнью еще до вашего знакомства? А когда ты сможешь уплатить по векселю? Нам бы очень хотелось знать это.
– Я, наверное, получу деньги, когда закончу свой роман о человечестве, – смиренно ответил я.
– Когда же ты думаешь закончить свой роман о человечестве? Ты вряд ли его кончишь, если будешь возиться с будильником.
Однако, посмотрев на мое лицо, они взяли ручки и нацарапали на векселе свои подписи – ради старой дружбы. При этом они сочли нужным предупредить меня, что я еще раскаюсь в своей глупости.
Я пропустил их слова мимо ушей, кинулся прямиком в банк, помещавшийся в роскошном доме, и обратился к коренастому, похожему на гиппопотама директору, сосавшему огромную сигару. Он бросил на меня быстрый подозрительный взгляд и прогрохотал:
– Что вы собираетесь делать с этими деньгами?
Мне было ясно, что говорить правду не стоит, и я почтительно сообщил ему, что намерен вложить деньги в одно предприятие, сулящее барыши. Я краснел и пыхтел, рассказывая гиппопотаму длинную байку об этом предприятии. Чего не сделаешь ради маленького красивого будильничка!
3
Банк учел вексель, а я купил небесно-голубой краски и симпатичную кисточку. Вскоре будильник так засиял во всем своем голубом великолепии, что я, можно сказать, даже оробел. На какое-то время жизнь наша стала радостной и безоблачной. Он будил меня каждое утро, потому что я начал трудиться. Дело шло! Я работал как одержимый, и стойка новых глав росла на моем столе. Будильник смирился с тем, что я не могу непрерывно восхищаться им, когда бьюсь над своим романом о человечестве. Он, видимо, хорошо понял, что мне не разорваться.
Но вот он начал забывать будить меня по утрам, хотя вечером я неукоснительно заводил его. Он стал позволять мне спать до полудня и принялся понемногу отставать, сперва на пять – десять минут, потом на пятнадцать, а однажды взял да и отстал за ночь на целых три часа. Я долго не мог прийти в себя от изумления.
– Зачем ты это делаешь? – простонал я. – Разве я тебя не принарядил? Чем же ты еще недоволен?
Будильник что-то кисло протикал. Было видно, что он не вполне доволен мною. Он-то думал, что я куплю ему красной краски, а я купил голубой, хотя, с его точки зрения, красная краска гораздо приятнее, чем голубая.
– Боже милостивый! – воскликнул я вне себя. – Неужели ты хочешь, чтобы я подписал еще один вексель и купил тебе красной краски?
А что в этом особенного? Для чего же существуют банки, если там нельзя получить денет?
– Ага! – вскричал я и топнул ногой. – Так вот ты каков! Тебе бы только удовлетворять свои прихоти да тешить свое тщеславие, а я из-за этого должен по уши залезть в долги! Вот ты каков, приятель! Хорошо еще, что я вовремя тебя раскусил! Надо было мне, черт возьми, оставить тебя тогда на берегу! Пусть бы тебя, сукин ты сын, залило водой
Услышав, как я взбешен, будильник сразу сменил тон. В его унылом тиканье послышались плаксивые ноты. Он и думать не мог, что я так рассержусь. Он просто пошутил. У него и в мыслях не было, что я подпишу новый вексель и залезу по уши в долги.
– Тогда почему ты так ведешь себя? – спросил я сердито.
– Если хочешь злиться, злись, пожалуйста. Я совсем не просил приносить меня сюда. Лучше бы я остался на берегу. Мне вовсе не хотелось переезжать. Мне вовсе не хотелось к тебе.
Дальше больше, слово за слово, и в итоге мы разругались в пух и прах. Я хлопнул дверью, выбежал из дома и долго носился по городу, пока наконец не успокоился. Чем больше я размышлял о нашей ссоре, тем больше убеждался в том, что был несправедлив и излишне резон Я вспылил и осыпал его ругательствами вместо того чтобы поступить, как подобает взрослому мужчине: перевести его на три часа вперед и вежливо отказаться подписать новый вексель. Ведь если на то пошло, это все-таки мой будильник.
Вернувшись поздно вечером домой, я сделал вид, что готов забыть нашу размолвку, и бросил на него ласковый, как обычно, взгляд. Но будильнику словно и дела не было до моих ласковых взглядов, он пребывал в мрачном расположении духа.
– Ладно, дружок, – сказал я, закипая. – Не хочешь мириться – не надо.