Впрочем, когда через день или два Кулиш принял от Гарбуза отчет в истраченной подотчетной сумме и все сошлось тютелька в тютельку, Гурович решил проверить честность администратора — зашел в лавку спросить о ценах. И тут выяснилось, что Гарбуз прибавил еще своих два или три червонца. А жалованья он получал всего каких-нибудь червонцев пять.
Получение жалованья у Гарбуза неизменно обставлялось торжественным ритуалом. Он нанимал сразу трех извозчиков, клал на первую пролетку свою папку (Гарбуз всегда ходил с папкой — делами организации), на вторую садился сам, а третья ехала сзади порожняком: на всякий случай, а вдруг понадобится. Так — кортежем — он потихоньку, шагом, проезжал всю Сумскую, от угла Бассейной до Николаевской площади. Час был как раз "литературный" — писатели сновали туда и сюда — из редакций в издательства, из издательств в редакции — по территории "литературной ярмарки", между Мироносицкой и площадью Тевелева, — и Гарбуз раскланивался направо и налево.
В моменты душевной откровенности — после чарки — Гарбуз признавался, что из-за этих минут — на трех извозчиках по Сумской — он, собственно, и работает администратором "Вапліте": большей услады для души он не знает.
Но в районной милиции уже хорошо был известен этот обычай Гарбуза, и с Николаевской площади Гарбуз попадал прямо в участок — платить штраф за нарушение правил уличного движения: ездить по центральной магистрали столицы шагом запрещалось. Деньги на штраф (бумажную пятерку) Гарбуз держал в руке — заранее приготовленные.
Там же, у отделения милиции, он расплачивался и с "Баньками", щедро давая "на чай".
Все свои дни — с утра до поздней ночи — Гарбуз проводил в Доме Блакитного. Он объяснял, что делает это для того, чтоб каждый член организации, если ему понадобится администратор, мог его немедленно найти по телефону. Но на самом деле это тоже нужно было Гарбузу "для души": он испытывал невыразимое наслаждение от того, что имел возможность находиться среди писателей, поздороваться с каждым, чем-нибудь услужить. А так как поручений у членов организации "почти никогда никаких не было, то и сидел Гарбуз в клубе без дела: раскланивался с писателями и читал книжку кого-нибудь из членов "Вапліте", — других книг Гарбуз не читал и других авторов не признавал писателями.
Впрочем, была у Гарбуза еще одна — внелитературная — страсть: он не мог пройти мимо похорон.
Если Гарбуз шел по улице и вдруг замечал или узнавал случайно, что в доме кто-то умер, он немедленно же заходил в этот дом и начинал… наводить порядок. С этой минуты родичи покойника могли уже ни о чем не беспокоиться: все хлопоты брал на себя Гарбуз. Он бегал в загс за выпиской о смерти, ездил на кладбище заказывать могилу, нанимал в погребальном бюро катафалк и покупал гроб, точно определяя разряд, по какому будут хоронить.
Потом он прибегал в квартиру умершего, укладывал его в гроб и принимался над гробом читать псалтырь, если родные покойника были верующие; если они были неверующие, Гарбуз притаскивал откуда-то красный флаг, который потом и нес во главе процессии. Но все-таки больше любил Гарбуз хоронить людей религиозных, потому что тогда он мог петь своим надтреснутым баритональным тенором приличествующие такому случаю псалмы и молитвы. Пел, обливаясь слезами, а над могилой, когда начинали засыпать землей, рыдал, как над родным человеком.
И мы уже знали: если Гарбуза дня два три нет, значит он напал где-то на похороны и, пока не пропечет все до конца, до "вечной памяти", нечего на него и рассчитывать.
Что же касается "Вапліте", Гарбуз был ее горячим "патриотом". Впрочем, патриотизм его проявлялся в оригинальной форме.
Как-то на каком-то собрании или диспуте в Доме Блакитного с критикой по адресу "Вапліте" выступил Сергей Владимирович Пилипенко. Помнится, критика была даже справедливая, но во всяком случае резкая ваплитовцы, сидевшие в зале, шумно протестовали. Когда, закончив свое выступление, Пилипенко спустился с трибуны и вышел в соседнюю с залом комнату президиума, Гарбуз бросился на него, сбил с ног.
Правда, попозже, уже в подпале, в ресторане за рюмкой водки, Пилипенко с Гарбузом удалось помирить, но на этом окололитературная деятельность Гарбуза окончилась.
Когда на следующее утро Гарбуз пришел "за расчетом" к Кулишу, то плакал горькими слезами, клялся в своей любви к "Вапліте" — не мог же он стерпеть обиды, нанесенной любимой организации, — даже на колени становился — просил, чтоб взяли с него штраф, только бы не увольняли, потому что, как заявил он, "без литературы нет уже ему жизни на земле"…
И еще долго, помню, каждый день, с утра до вечера, стоял Гарбуз у подъезда Дома Блакитного (внутрь его теперь не пускали) и раскланивался с каждым писателем, который заходил в дом, и утирал слезу, когда к подъезду приближался член его любимой организации "Вапліте".
Антон Васильевич Дикий {2}
Антон Дикий был из писателей — член и даже один из основателей ВУСППа. Удивительного в этом ничего не было, у него вышла книжка-поденка в шестнадцать страничек с двенадцатью стихотворениями.