Рассказ о непокое (Страницы воспоминаний об украинской литературной жизни (минувших лет))

Но каждый, кто сколько-нибудь близко стоял к Кулишу, знает, что все это не так, что все эти "объяснения" ничего не стоят. Между Кулишом и Хвылевым действительно произошел разрыв — настоящий разрыв, но оба они от этого тяжело страдали. Потому что очень любили друг друга: Гурович — Григоровича, а Григорович — Гуровича.

Любили они друг друга по-человечески — как дружат между собой мужчины. Любили творчески: Кулиш — прозу Хвылевого, Хвылевый — драматургию Кулиша. Любили по-граждански. Но Кулиш был рассудительнее и дальновиднее. "Мысли против течения" Хвылевого он разделял, но "психологическая Европа" была ему чужда, а лозунг "прочь от Москвы" был для него неожиданностью и возмутил его.

Должно быть, с год после исключения Хвылевого из "Вапліте" — весь период президентства Кулиша — Кулиш даже не встречался с Хвылевым. И однако Хвылевый позвал Кулиша к себе в день своего самоубийства — об этом рассказал сам Кулиш.

В последние годы деятельности Кулиш не выступал в литературных дискуссиях и на диспутах. Однако не умолк творчески: писал пьесы — "Прощай, село" (в первой, ранней, 1932 года, редакции она называлась "Поворот Марка"), "Вечный бунт", "Такие", "Парижком".

Еще мечтал написать музыкальную комедию: первая попытка выйти в совсем новый для него жанр — музыкально-сатирический. Вот что могу сейчас о ней припомнить.

Названий заготовлено было два: которое одолеет — видно будет в процессе работы: "Черномор" и "Под вагоном — территория". Это второе название раскрывает и содержание пьесы, так как взято из общеизвестной поговорки времен гражданской войны: "В вагоне Директория, под вагоном территория…" В сатирической музыкальной пьесе (оперетте) Кулиш хотел высмеять буржуазных националистов. Основные действующие лица — Грушевский, Петлюра, Винниченко, Порш, Ефремов Среди второстепенных — Мордалевич, Тютюнник, Ангел, Маруся и вообще — "целый кордебалет", как говорил Гурович, атаманщины: исторически известные имена петлюровских атаманов. Женские роли: писательница Старицкая-Черняховская, атаманша Маруся (ее Гурович знал лично — родом она была с Херсонщини), Сонька-Золотая ручка (Гурович, работая в Одессе, собрал замечательный материал о "знаменитой" гангстерше Соньке Блувштейн). Положительными героями должна была быть пара: комсомолец и комсомолка, рабфаковцы. Фабульным ходом драматург переносит эту парочку восторженных юнцов в прошлое (прием, очень похожий на приемы Пиранделло)[13] — во времена Центральной рады и Директории. "Дожив" во второй раз до своего сегодня (начало тридцатых годов), легкомысленные юнцы-романтики многое понимают по-новому, более зрело, и едут создавать колхоз.

Память сохранила и кое-какие подробности — Кулиш рассказывал сюжет будущей музыкальной сатиры обстоятельно. Запомнились некоторые запланированные вокальные партии (написать их Гурович собирался просить Костя Богуславского) и хореографические номера. Предполагался "массовый гопак атаманов", хоры "членов Центральной рады", "усусов", и "усусусов"[14] (припев намечался — "у-су-су!"), "запорожцев" — в трех формациях: исторических сечевиков (по картине Репина), казаков петлюровской "Запорожской дивизии" и колхозников на острове Хортица. Трио: Грушевский — Винниченко — Петлюра; дуэты: Петлюра — Польша, Петлюра — Румыния, Петлюра — Франция, Петлюра — Германия (куплеты с танцами); соло — Грушевский (финал).

Начинаться оперетта должна была так: подымается занавес, на сцене пусто, затем "слуги просцениума" (девушки-галичанки из "Союза украинок" в "мазепинках") выносят-разматывают из глубины сцены бороду. Раскатывают, тащат, наконец, наматывают на лебедку — конца-краю ей нет, — это борода Черномора — Грушевского, и на ней, на бороде, записана история Украины (по Грушевскому), которую и читают эти двое — комсомолец и комсомолка.

Признаюсь: образ Грушевского — Черномора в моих нынешних романах "Мир хижинам, война дворцам" и "Ревет и стонет Днепр широкий" имеет, очевидно, своим "истоком" тогдашние разговоры с Кулишом. Возможно, самое желание мое воссоздать те персонажи и тот период нашей истории именно в сатирическом, гротескном плане явилось следствием рассказов Гуровича. А может быть, и наоборот: Гурович читал перед тем мой роман "Фальшивая Мельпомена", и ему, помню, очень понравился самый прием "фальши", то есть игры, и он говорил, что непременно использует его в драматургии. Кроме того, как раз тогда я закончил роман "По ту сторону сердца", отрывок из которого Гурович печатал в "Літературному ярмарку", отрывок заинтересовал Кулиша, и по его просьбе я рассказал ему содержание всего романа. Гуровичу особенно понравился прием "раздвоения личности", и он говорил, что я "ограбил" театр, потому что это, мол, прием очень "театральный", "сценичный", и я должен был бы написать не роман, а пьесу.

Мне так хорошо запомнились даже подробности задуманной Кулишом музыкальной комедии, потому что рассказ о ней я слышал от Гуровича дважды.