Рассказ о непокое (Страницы воспоминаний об украинской литературной жизни (минувших лет))

Что же касается национализма, который действительно проглядывал в некоторых позициях пашей организации, а иногда и в произведениях отдельных ваплитовцев, то пускай судят те, кто больше знает, но думаю, что был он следствием не только противоречий идеологии того или иного писателя, формировавшейся в сложнейших условиях гражданской войны на Украине, но подчас и бурной реакцией на некоторые факты и явления общественной жизни того времени, в частности, на противодействие, которое оказывали возрождению и развертыванию национальных форм жизни значительные еще в ту пору слои городских обывателей, ощутимые еще остатки разгромленной, но не истребленной до основания белой великодержавной контрреволюции, а также — от правды не уйдешь — космополитические поскребыши бывшей "пятаковщины". Нестойких товарищей, которые еще не умели побороть в себе "анархистскую фронду", болезненная реакция на такое положение приводила к ошибкам, неверным шагам и уклонам.

В двадцать первом году Хвылевый выступил против сектантства Пролеткульта. В двадцать пятом объявил войну напостовскому тезису "искусство как метод строительства жизни", отстаивая в противовес ему плехановскую формулу "искусство как метод познания жизни". В то же время он рьяно боролся с "массовизмом" в искусстве, выступал против массовизма в "Гарте" (конфликт и расхождение с Блакитным, который и начал поход против "хвылевизма"), вел борьбу против "Плуга" и "плужанства", против "червоної просвіти", против упрощенчества и вульгаризации вообще — за совершенство искусства. Он получил за это прозвище "олимпийца", и между терминами "хвылевизм" и "олимпийство" поначалу ставился знак равенства.

Но весь тогдашний, на его первой стадии, "хвылевизм" был лишь отрицанием — Хвылевый, надо сказать, был великий мастер отрицания. Однако надо ж было создавать и какую-то четкую позитивную программу. На это Хвилевого и не хватило; чем дальше, тем ощутимее сказывались идейные пороки его позиции.

Сперва стал изобретать Хвылевый "измы" — не хуже, чем специалист того времени по "измистике" Валериан Полищук ("верлибризм", "спирализм", "авангардизм" и т. п.). Хвылевый придумал — "витаизм". Еще почище: "романтика витаизма". Далее пошли: "азиатский ренессанс", "психологическая Европа"… "Прочь от Москвы".

С "витаизмом" дело обстояло просто: над этим термином смеялся сам Хвылевый — надо было что-нибудь придумать, вот и придумалось черт знает что. Значение, смысл? Жизнь. Жизнеутверждение. Оптимистическое мировосприятие. Активность и радость бытия. Нечто вроде "телячьего восторга".

Мы, наша группка ваплитовской оппозиции, в особенности наши "лидеры" Йогансен и Слисаренко, где могли, высмеивали эту "теорию" Хвылевого и рекомендовали "принимать ее в облатках", а не в "чистом виде".

С "азиатским ренессансом" дело обстояло посерьезнее. Это уже была концепция. Идеологический постулат, если хотите. Впрочем, ничего "азиатского" в толкование этого термина Хвылевый не вкладывал. "Азиатский" — то был только символ: все, что угнетено, все, что зависимо, все, что пребывает в состоянии, подобном колониальному рабству азиатских народов. А ведь народы древней Азии были носителями древнейших, могущественнейших, самых передовых в свое время культур. И потенция в них — ныне угнетенных — заложена огромнейшая.

Украина — тоже чуть не три столетия пребывала под гнетом царизма и подспудно накопила неизмеримые народные силы. Словом, угнетенные народы и страны должны получить свободу, дремлющие культуры — возродиться; в современную цивилизацию должно быть трансплантировано все то, что накоплено за прошедшие века: должно свершиться возрождение засыпанных песками пустынь, скрытых в недрах народных сокровищ — давних и древних культур…

Вот вам и "азиатский ренессанс", сходный с эпохой Возрождения в средние века. Имена Джордано Бруно, Микеланджело, Леонардо да Винчи, Боккаччо, Тициана, Рафаэля постоянно были на устах у Хвылевого. Имен великих деятелей азиатских культур, кроме Конфуция, Хвылевый, впрочем, не знал…

Все это было наивно, сумбурно, но поначалу вроде бы невинно.

Оппоненты — если они были из скромных специалистов по литературоведению или иным искусствам — в спорах с Хвылевым упрекали его, так сказать, по линии формальной: Хвылевый, мол, против простоты в искусстве (которая так нужна пролетариату: пролетариатом тогда "клялся" каждый!), Хвылевый тянет литературу и искусство к пышности и утонченности (которые характеризуют, мол, вкусы отмирающего буржуазного класса).

Однако оппоненты, политически более "подкованные", усматривали в этой терминологии Хвылевого прямой политический смысл: "азиатским ренессансом"

Хвылевый, мол, призывает к буржуазному возрождению вообще, а следовательно и к возрождению капиталистического строя.

А мы, рядовые ваплитовцы, считали, что все эти "витаизмы" и "ренессансы" — лишь дань времени, увлечению "измами".

Но тут Хвылевый бросил новый лозунг: "равняться на психологическую Европу".