Рассказ о непокое

— Слушай, — сказал он, — какой рецепт твоих астигматических очков?

— А что?

Несколько дней тому назад я как раз побывал у знаменитого окулиста — старика Бронштейна, он выписал мне новый рецепт на очки взамен старых, уже слишком слабых для моих глаз. Но в магазинах таких стекол не нашлось, и как-то при случае я рассказал об этом Постоловскому.

— А что? — спросил я его теперь. — Я уже заказал в институте Гиршмана: будут специально вытачивать.

— А мне ты не можешь дать этот рецепт? Завтра встретимся в Доме Блакитного.

— Ладно.

Я дал ему рецепт. И забыл об этом. Потому что через неделю или две мне в институте Гиршмана сделали новые очки, а Постоловского (как и Лифшица с Фурером) что-то долго, месяца два, не было видно.

Через два месяца они появились все трое, и при первой же встрече Постоловский положил передо мной на стол футляр с очками.

— Это твои, — сказал он, — те, что я тогда разбил…

На футляре была марка: "Цейс".

— Откуда ты их взял?

Постоловский только подмигнул.

Потом стало известно, что наша троица исчезала не случайно: они выполняли какое-то партийное задание за границей, должно быть в КПЗУ, случилось им побывать и в Германии.

Но я снова отклонился.

Боба Лифшиц был силен, разумеется, не личным своим "меценатством", сильна была организация, которую он представлял. Культотдел ВУСПСа (во главе его стоял в то время старый большевик Рабичев) тогда осуществлял повседневное и всестороннее руководство художественной самодеятельностью; существенно помогал и Главполитпросвету Наркомпроса управлять профессиональными художественными предприятиями и организациями, финансируя часть из них; принимал активное участие в разных художественных начинаниях — частых тогда диспутах, выставках, конференциях; организовывал выезды писателей на шахты и заводы и т. п.; развивал довольно широкую издательскую деятельность, имея в своем распоряжении два издательства: украинское — при "Робітничій газеті "Пролетар" и русское — "Пролетарий". "Пролетарий" издавал преимущественно книги, "Робітнича газета "Пролетар" — добрый десяток журналов: "Культробітник", "Декада", "УЖ", "Робітниця", "Нове мистецтво", "Музика — масам", "Роман-газета" и др.

Естественно, что такое количество периодических изданий собирало вокруг "Робітничої газета "Пролетар", да и самого Бориса Лифшица, значительные группы литераторов, "диких" и "попутчиков". И было в этом издательстве — в противовес засушенному уже Щупаком и Коряком ДВУ [15] (там, кроме основной массы книг, издавались и "ведущие" толстые журналы, перешедшие из бывшего издательства "Червоний шлях"), — как-то особенно оживленно, даже весело. Это как раз Лившиц первым начал проводить широкие, открытые для нештатных сотрудников, совещания-летучки, а в коридоре у двери его кабинета каждый день появлялся свежий номер стенгазеты, посвященный "ляпам" в газете и журналах, под недвусмысленным заголовком "Только бить!".

У себя в кабинете Лифшиц поставил шахматный столик. Сам Боба в шахматы не играл, но считал, что шахматная доска в кабинете — это тоже один из путей привлечения авторов. И действительно, столик никогда не пустовал: всегда сидели возле него двое шахматистов в окружении трех-четырех болельщиков. Условие было такое: играть молча, своих чувств вслух не выражать, нецензурно не ругаться, — Боба в это время сидел за своим столом и правил столбцы очередного номера газеты. Проигравший обязан был писать передовицу для ближайшего номера: писание передовиц журналисты считают карой небесной.

Приемных дней у Бобы Лифшица не было: как некогда Блакитный, он принимал всегда и всех.

Когда же порой возникало какое-нибудь недоразумение, кого-то из литераторов несправедливо чернила критика, кого-то из "попутчиков" безосновательно обидели, какая-нибудь угроза нависала над одним из журналов или еще что-нибудь в этом роде — Боба надевал свой макинтош, звонил Фусе Фуреру, и они вдвоем отправлялись в редакции или по инстанциям — разбираться и помогать торжеству справедливости.

Были они принципиальные, твердые и смелые товарищи, "щедрые меценаты" — Лифшиц и Фурер.

Впрочем, смелость эта была в решении вопросов общественного порядка, в личной жизни Боба был не так уж храбр: он боялся собак, ночью предпочитал ходить компанией, всегда оглядывался на форточку — как бы не простудиться. Вспоминаю еще такой случай. Встречали мы Новый год, как всегда в Доме Блакитного. За одним из столов сидели Боба, Фуся, Вишня и знаменитый клоун и акробат Виталий Лазаренко — он был завсегдатаем Дома Блакитного, а с Вишней и Йогансеном, которые писали для него украинский репертуар, дружил. Виталий, конечно, не мог изменить своему клоунскому нраву и, когда пробило двенадцать, потихоньку вынул пугач и выстрелил под столом. Боба с перепугу упал в обморок.