Он оставил деньги на лавке, которую обнаружил там, неподалёку от берега (§ 36).
постыжает?» — и т. п. Эти сомнения были настолько сильны, что причиняли ему немало мучений. Наконец, не зная, что делать, поскольку находились основательные резоны и «за», и «против», он решил довериться своему духовнику, которому объяснил, как сильно желал он следовать по пути совершенства и того, что служило бы к вящей славе Божией [80]
, равно как и причины, заставлявшие его усомниться в том, должен ли он взять с собой пропитание. Духовник решил, что ему следует попросить необходимое и взять с собой.Тогда он обратился с просьбой к одной сеньоре, а та спросила его, куда он хочет плыть на корабле. Несколько мгновений он колебался, не сказать ли ей <правду>; но в конце концов не отважился сказать ей ничего, кроме того, что направляется в Италию, в Рим. А она, будто изумившись, сказала: «Ты в Рим хочешь ехать? Да ведь те, кто туда едет, уж не знаю какими возвращаются!» (желая сказать, что в Риме они получали мало пользы в делах духа). А причиной, по которой он не осмелился сказать, что едет в Иерусалим, была боязнь тщеславия. Эта боязнь настолько его одолевала, что он никогда не осмеливался сказать, откуда он родом и из какой семьи [81]
.Наконец, раздобыв сухари, он сел на корабль. Но, находясь <ещё> на берегу с пятью или шестью «беленькими» [82]
, которые ему дали, когда он просил милостыню у дверей <домов> (поскольку обычно он так и жил), он оставил деньги на лавке, которую обнаружил там, неподалёку от берега.37. Затем он сел на корабль, проведя в Барселоне чуть больше двадцати дней. Ещё находясь в Барселоне, прежде чем сесть на корабль, он, по своему обыкновению, разыскивал всех духовных людей — даже если они находились в пустынях <вдали от> города, — чтобы побеседовать с ними. Но ни в Барселоне, ни в Манресе за всё время, что он там провёл, ему не удалось найти никого, кто помог бы ему так, как ему хотелось. Только в Манресе та женщина, о которой говорилось выше[83]
, сказавшая ему, что просила Бога о том, чтобы ему явился Иисус Христос — лишь эта женщина как ему казалось, глубже проникла в предметы духовные. Пэтому после отплытия из Барселоны он полностью потерял эту жажду разыскивать духовных людей.Глава IV Игнатий прибывает в Иерусалим
38-39. Игнатий сходит с корабля в Гаэте и отправляется в Рим. — 40–41. Получив благословение Папы Адриана VI, он направляется в Венецию. — 42–43. Его благосклонно принимает некий испанец. Он получает возможность бесплатного проезда до Святой Земли; отплывает на Кипр; пресекает безобразия, творившиеся на корабле. — 44–48. Прибывает в Иерусалим и с великим благоговением посещает Святые Места. Не получив разрешения остаться там, он вынужден вернуться в Европу.
38. Попутный ветер был настолько крепок, что от Барселоны до Гаэты добрались за пять суток, хотя все изрядно натерпелись страху из-за сильной бури.
А по всему тому краю опасались чумы.
Едва сойдя на берег, <паломник> тут же пустился в путь в Рим. Из тех, кто плыл на корабле, к нему присоединились попутчики: мать с дочерью, носившей одежду юноши, и ещё какой-то парень. Они следовали за <паломником>, поскольку тоже просили милостыню.
Подойдя к одному хутору, они обнаружили большой костёр, а возле него — множество солдат, которые накормили их, причём давали им много вина, предлагая его так <навязчиво>, что казалось, будто они намерены подпоить их. Затем солдаты разделили их, поместив мать с дочерью наверху, в комнате, а паломника с парнем — в стойле. Но, когда настала полночь, он услышал, как там, наверху, громко кричат. Поднявшись, чтобы посмотреть, в чём дело, он обнаружил мать с дочерью внизу, во дворе; они были все в слезах и жаловались на то, что их пытались изнасиловать. Тут его охватил такой сильный порыв <негодования>, что он стал кричать, говоря: «И это прикажете терпеть?» — и тому подобные жалобы Всё это он говорил с таким напором, что все в доме перепугались, и никто не причинил ему никакого вреда. Парень уже убежал, и троица отправилась в путь прямо ночью.