Рассказ паломника о своей жизни

На этом корабле в открытую творились гнусности и безобразия, которые он сурово пресекал (§ 43).

Выслушав паломника, дож распорядился, чтобы ему позволили сесть на губернаторский корабль, шедший на Кипр [94].

Хотя в том году в Иерусалим отправилось много паломников, большинство из них вернулись домой в силу новых обстоятельств, возникших после захвата Родоса [95]. Тем не менее их было тринадцать человек на паломническом корабле, который отправился первым [96]. Восемь или девять человек остались на губернаторском корабле [97]. Когда он уже собирался отплыть, нашего паломника одолела тяжёлая болезнь с сильной горячкой. Несколько дней его кое- как лечили, потом перестали. А корабль отправлялся в тот самый день, когда он принял слабительное. Домочадцы <испанца> спросили врача, можно ли <паломнику> садиться на корабль в Иерусалим, и тот отвечал, что, если он хочет, чтобы там его похоронили — тогда, конечно, можно. Однако <паломник> сел на корабль и отплыл в то же день. Мутило его так, что он <даже> почувствовал сильное облегчение и начал совершенно поправляться.

На этом корабле в открытую творились гнусности и безобразии, которые он сурово пресекал.

44. Испанцы, плывшие там же, предупреждали его, чтобы он это не делал, поскольку команда корабля сговаривалась высадить его на каком-нибудь острове. Но Господу нашему было угодно, чтобы они быстро добрались до Кипра, где, оставив этот корабль, и травились по суше в другой порт, именуемый Лас Салинас [98], находившийся в десяти лигах оттуда, и перешли на паломнический корабль, на котором <паломник>, если говорить о его пропитании, столь же мало рассчитывал на что-либо, кроме надежды, возлагаемой им на Бога, как и на прежнем корабле. Всё это время ему многократно являлся наш Господь, подававший ему немалое утешение и силу. Кроме того, ему казалось, что он видел нечто округлое и большое, будто бы из золота, и это ему представлялось после того, как они, отплыв с Кипра, прибыли в Яффу [99]. До Иерусалима добившись на осликах, как это принято; и вот, не доезжая до Иерусалима двух миль, один знатный испанец, которого звали, кажется, Диего Манес, с крайним благоговением сказал всем паломникам,

Всё это время ему многократно являлся наш Господь подававший ему немалое утешение и силу (§ 44).

Что, поскольку вскоре им предстоит подъехать к тому месту, откуда можно будет увидеть святой город, хорошо было бы, если бы все они настроили свои мысли на нужный лад и хранили молчание.

45. Это показалось всем достойным, и каждый стал собираться с мыслями. Незадолго до того, как прибыть на то место, откуда был виден <город>, они спешились, поскольку увидели монахов <францисканцев> с крестом, их поджидавших. И тут, увидев город, паломник испытал великое утешение. Судя по тому, что говорили другие, это чувство было общим для всех, равно как и радость, казавшаяся сверхъестественной. То же самое благоговение он чувствовал всегда, посещая святые места.

Твёрдым его намерением было остаться в Иерусалиме, чтобы постоянно посещать эти святые места. Кроме этого благоговейного преклонения, у него было также намерение оказывать помощь душам, и ради этого он вёз с собой рекомендательные письма для гвардиана [100].

Отдав ему эти письма, <паломник> сказал ему о своём намерении ocтаться там для благоговейного поклонения, но не <сказал> о другом — что он хочет приносить пользу душам, — поскольку об этом не говорил никому, тогда как о первом открыто заявлял многократно.

Гвардиан ответил ему, что не знает, каким образом <паломник> мог бы остаться, поскольку обитель пребывала в такой нужде, что не могла содержать <даже> монахов, из-за чего он вынужден был отравить некоторых <из них> вместе с паломниками на родину.

Нo паломник отвечал, что от обители он не хочет ничего, кроме одного: чтобы иногда, если он придёт исповедаться, у него приняли исповедь. На это гвардиан сказал ему, что так дело, пожалуй, пойдёт. Однако ему нужно подождать, пока не прибудет провинциал (кажется, это был главный настоятель Ордена в этой стране), который находился <тогда> в Вифлееме [101].

46. Заручившись этими обещаниями, паломник стал писать письма в Барселону, духовным людям. Когда он уже написал одно[102] и писал второе, накануне отъезда паломников, за ним пришли, чтобы вызвать его к провинциалу и гвардиану, поскольку <первый из них> приехал. Провинциал учтиво и мягко сказал ему, что он знает о его благом намерении остаться в этих святых местах, что он как следует подумал об этом и что, исходя из опыта с другими <людьми>, он считает это невозможным. У многих ведь было это желание, и вот одних взяли <в плен>, другие умерли; а потом, <францисканский> Орден обязан был выкупать пленных. Поэтому пусть он готовится отправиться завтра вместе с паломниками.