Рассказ предка

Но существуют ли какие-нибудь хорошие идеи, которые никогда не развились под влиянием естественного отбора? Насколько я знаю, ни одно животное на этой планете никогда не развивало орган для передачи или приема радиоволн для дальней коммуникации. Другим примером является использование огня. Человеческий опыт показывает, насколько полезным он может быть. Есть некоторые растения, чьим семенам нужен огонь, чтобы прорасти, но я не думаю, что они используют его так же, как, например, электрические угри используют электричество. Использование металла в целях формирования скелета – другой пример хорошей идеи, которая никогда не развивалась, за исключением человеческих артефактов. По-видимому, ее трудно осуществить без огня.

Подобного рода сравнительные упражнения, подсчитывающие, что развивается часто, а что редко, когда мы делаем их наряду с географическими сравнениями, обсужденными ранее, могли бы позволить нам предсказать обстоятельства жизни вне этой планеты, так же как предположить вероятный результат мысленного эксперимента по перезапускам эволюции в стиле Кауфмана. Мы, безусловно, ожидаем глаза, уши, крылья и электрические органы, но, возможно, не взрывы жука бомбардира или водяные пули рыбы-стрелка.

Те биологи, которые, можно сказать, взяли на себя инициативу покойного Стивена Джея Гулда, расценивают всю эволюцию, включая послекембрийскую, как полностью случайную – удачу, которая вряд ли может быть повторена в перезапусках Кауфмана. Назвав это «перемоткой ленты эволюции», Гулд независимо развил мысленный эксперимент Кауфмана. Вероятность возникновения чего-либо отдаленно похожего на человека при втором запуске широко признана как исчезающе маленькая, и Гулд это убедительно выразил в «Замечательной жизни». Именно эта ортодоксальность привела меня к обдуманному самоотречению в моей вступительной главе; фактически заставила меня предпринять путешествие в прошлое и теперь вынуждает оставить своих странствующих компаньонов в Кентербери и вернуться в одиночестве. И все же... Я долго задавался вопросом, не могла ли грозная ортодоксия случайности зайти слишком далеко. Мой обзор «Полного дома» Гулда (перепечатанный в «Служителе дьявола») защищал непопулярную идею прогресса в эволюции: не прогресса в сторону человека – Дарвин упаси! – но прогресса в направлениях, которые, по крайней мере, достаточно предсказуемы, чтобы подтвердить эти слова. Как я сейчас докажу, кумулятивное наращивание сложной адаптации, такой как глаза, убедительно указывает на версию прогресса – особенно, когда связано в воображении с некоторыми из замечательных продуктов конвергентной эволюции.

Конвергентная эволюция также вдохновила кембриджского геолога Саймона Конвея Морриса (Simon Conway Morris), чья дерзкая книга «Объяснение жизни: неотвратимые люди в одинокой Вселенной» представляет аргументы, совершенно противоположные «случайности» Гулда. Конвей Моррис имеет в виду, что его заглавие имеет значение, которое недалеко от буквального. Он действительно думает, что перезапуск эволюции привел бы ко второму пришествию человека: или кого-то, чрезвычайно близкого к человеку. И для такого непопулярного тезиса он приводит вызывающе храбрые доказательства. Два свидетеля, которых он неоднократно вызывает, это конвергенция и ограничение.

Конвергенцию мы встречали снова и снова в этой книге, включая эту главу. Схожие проблемы вызывают схожие решения, не только дважды или трижды, но и во многих случаях, множество раз. Я думал, что был довольно экстремальным в своем энтузиазме по поводу конвергентной эволюции, но я встретил достойного соперника в лице Конвея Морриса, который приводит ошеломляющее множество примеров, многие из которых я не встречал прежде. Но если я обычно объясняю конвергенцию, прибегая к сходному давлению отбора, Конвей Моррис добавляет доказательство своего второго свидетеля, ограничения. Материалы жизни и процессы эмбрионального развития допускают только ограниченный диапазон решений отдельной проблемы. Учитывая любую специфическую эволюционную стартовую ситуацию, существует лишь ограниченное число готовых решений. Так, если два эксперимента перезапуска Кауфмана сталкиваются с чем-то вроде схожих давлений отбора, ограничения, связанные с развитием, усиливают тенденцию к поиску аналогичных решений.

Вы можете видеть, как квалифицированный адвокат мог использовать эти двух свидетелей в защиту смелой веры, что перезапуск эволюции, вероятно, будет, положительно сходиться на прямоходящем существе с большим мозгом, двумя умелыми руками, направленными вперед камерными глазами и другими человеческими особенностями. К сожалению, это случилось лишь однажды на этой планете, но я полагаю, что должен быть первый раз. Я, признаюсь, был впечатлен аналогичными доводами Конвея Морриса в пользу предсказуемости эволюции насекомых.