Расскажи, как живешь

Все телли в этих местах весьма многообещающие, чего не скажешь о курганах, расположенных южнее. Здесь попадаются черепки второго и третьего тысячелетий до нашей эры, а римских вещей, слава Богу, мало. Тут встречается даже доисторическая керамика с росписью. Проблема одна — который из теплей выбрать для раскопок. О каждом Макс твердит с неизменным восторгом, что это как раз тот, что нам нужен!

Наша поездка в Телль-Халаф для меня своего рода паломничество. Название это так часто звучало в наших разговорах за последние несколько лет, что просто не верилось, что мы действительно достигли этого легендарного места и что оно — действительно существует наяву. Это очень красивый холм в излучине Хабура.

Я вспоминаю наш визит в Берлин — к барону фон Оппенхейму. Он повел нас тогда в музей своих находок, и они проболтали с Максом часов пять. Замечу: ни стула, ни кресла в музее не было, так что мой поначалу живой интерес постепенно угас. Я уныло бродила среди весьма уродливых статуй, которые были найдены, как я поняла, в Телль-Халафе и которые, по мнению барона, были современницами весьма примечательной керамики, в чем Макс позволил себе вежливо усомниться. На мой взгляд, все фигуры были одинаковы. Лишь потом я с удивлением узнала, что они и на самом деле одинаковые, поскольку все являются гипсовыми копиями одного-единственного подлинника!

Барон фон Оппенхейм погладил одну из них и воскликнул: «О моя прекрасная Венера!» — И снова пустился в спор, и мне оставалось только жалеть, что я не могу, как говорится в детском стишке, взять ноги в руки и дать стрекача.

Обходя многочисленные курганы в окрестностях Телль-Халафа, мы беседовали с местными и слышали множество легенд об «Эль-Бароне», главным образом о баснословных суммах в золоте, которыми он с ними расплачивался. С годами количество этого «мифического» золота немыслимо выросло. Похоже, даже правительство Германии уступало богатством этому барону!

К северу от Хассече множество деревушек и возделанных полей. После прихода сюда французов и ухода турок территория заселяется снова — впервые со времен римского владычества.

Домой возвращаемся поздно. Погода меняется; подымается ветер, что весьма неприятно: в лицо летит пыль с песком и начинают болеть глаза. Обедаем мы с французами, все превосходно, хотя привести себя к званому обеду в мало-мальски приличный вид было довольно сложно. Чистая блузка, а для мужчин белые рубашки — вот единственный вариант имеющегося у нас парадного костюма. Вечер прошел чудесно, но, когда мы возвращались, начался дождь. Нас ожидала «веселая» ночь под вой собак, гуденье ветра и хлопанье мокрого брезента на ветру.

Ненадолго оставив Хабур, сегодня мы отправляемся на реку Джаг-Джаг. Огромный холм вблизи нее чрезвычайно меня заинтересовал, но меня тут же разочаровали, — увы, это оказался не телль, а потухший вулкан Каукаб.

Наша цель — некий Телль-Хамиди, место известное, но труднодоступное, так как прямой дороги туда нет. Это означает, что ехать придется по целине, через бесчисленные канавы и «вади»[36]. Хамуди полон энтузиазма, Мак, как всегда, мрачно-невозмутим, он уверен, что мы не сумеем добраться до Хамиди.

Мы едем семь часов — семь весьма утомительных часов: машина то и дело буксует, так что приходится откапывать колеса. Хамуди просто великолепен. Машина для него что-то вроде необъезженной, но горячей и быстрой лошадки.

Когда впереди маячит очередное пересохшее русло, он азартно орет Аристиду в ухо:

— Быстрее! Быстрее! Не давай ей раздумывать! Бери с наскока!

Когда Макс приказывает остановиться и идет осмотреть препятствие, Хамуди в отчаянии трясет головой, на его лице — гримаса отвращения.

Нет, не так, словно хочет он сказать, управляются с горячей и нервной машиной! Такой просто нельзя давать время на размышления — и она будет вести себя как шелковая!

После всех объездов, сверки с картой и расспросов у местных проводников мы наконец добираемся до места.

Телль-Хамиди великолепен в лучах послеполуденного солнца, и рыдван наш с гордым видом въезжает по пологому склону на самую вершину, откуда открывается вид на болотце — приют диких уток. Мак изрекает с мрачным удовлетворением:

— Вода, разумеется, стоячая!

Это мы ему потом припомним!