Расскажи мне про Данко

— Обязательно расскажешь про Данко.

— Расскажу.

…Он был уверен, что скоро приедет снова в Кувай. Потому отрывался от матери с душевной легкостью, даже с радостью.

— Давай договоримся, мама, что ты не будешь плакать, — просил он.

— Да я и не плачу, — говорила она, вытирая слезы.

Крепилась. Но как сдержаться ей, как успокоить, обмануть сердце, которое чувствовало, что прощается с сыном навсегда? Слезы сами лились.

— Я же скоро приеду! — обещал он. — Не расстраивайся, мама. Мне в части сразу дадут отпуск.

Ко двору подъехал Михаил. На совесть выбрал брат лошадей. Вороные, сытые, бока лоснятся.

— Ну, поехали.

— Поехали.

Вскочил на пролетку, рессоры покачнулись. Лошади заплясали. Глянул на мать.

— Я скоро приеду!

Вороные рванули с места.

По дороге встретился Волька. Попрощались мимоходом.

— Ну, будь! — крикнул другу. — С мандолиной не затягивай. Чтобы к приезду была готова!

— Ладно. Смастерю.

Дигиль стоял у лесопилки, увидел, замахал руками.

— Останови, — попросил Володя брата.

Дигиль подбежал, сразу и поздоровался и попрощался. И тут же спросил:

— Хочешь интересный фокус покажу?

— В другой раз. Ладно?

— Договорились.

Серая дорога потянулась в гору. Кони шли легко. На перевале, за которым вот сейчас скроется село, Михаил натянул вожжи. Кони стали, всхрапывая, косили глазами назад.

— Есть такое поверье, — сказал Михаил. — Если хочешь вернуться, в дороге обязательно оглянись на свой дом.

— Так мы же для этого присаживались на минуту перед дорогой, — сказал Володя.

— Присаживаются на удачу, на легкий путь.

За серыми домами хазовского дома не было видно. Угадывалась только почерневшая под дождями и солнцем тесовая крыша. До свидания, Кувай!

— Ну, орлики! — крикнул Михаил. — Покажите танкисту, на что вы способны!

Кони выстелились над землей, загремела пролетка. Михаил оглядывается на брата. В глазах вопрос и гордость: «Ну, как?»

Здорово! Кружатся дали, разбегаются по сторонам дороги синие всплески дикой корицы, сполохи белой ромашки. Дух захватывает. А он сравнивает. В танке не видно этой круговой дали. Несется танк, качается, и даль ныряет под гусеницы. В машине дрожь и гул. И ты чувствуешь себя не седоком, а человеком неуёмной силы…

Он рвался в стены этого училища, чтобы потом покинуть его. Знал, готовил себя к этому и все же ожидал этот день с чувством большой грусти. Увидит ли когда эти учебные классы, встретится ли когда-нибудь с умными, добрыми и строгими преподавателями, которые научили ценить и понимать жизнь, научили его ратному делу.

Михаил вывез его на большак, чтобы посадить на попутную машину до Ульяновска. Ждали недолго.

— Прощай, браток.

Михаил обнял Володю.

— Прощай. Маме не давай расстраиваться. Приеду в часть и потом получу отпуск. Все хорошо.

За бортом грузовика пронеслись степные дали, прокружили в плавном танце леса.

Вот и Ульяновск. Шофер остановил машину.

Он еще не знал ничего. То ли взгляды встречных ульяновцев, то ли взволнованный говор их вселили в него ощущение непонятной тревоги. «Что-то случилось или должно случиться», — думал он.

И вдруг над головой голос на всю улицу:

— Говорит Москва. Передаем сообщение ТАСС…

Обещаю в боях с врагом…

Сообщение ТАСС взбудоражило училище. Японские самураи перешли границу. Вот, кажется, и пришло время показать на деле, чему научились за два года. Вернувшись с митинга, Владимир зашел в Ленинскую комнату. Там уже сидели курсанты, каждый сам себе, каждый что-то писал, загораживая рукой написанное. Владимир сел в сторонке. У него письмо особое, и он не хотел, чтобы к нему заглядывали.

«Японские самураи перешли границу моей Родины, — писал он начальнику училища Шурову, — поэтому прошу Вашего ходатайства перед командованием Приволжского военного округа после окончания училища направить меня на восточную границу. Обещаю в боях с врагом высоко нести честь нашего училища».

В коридоре встретился Дорошкевич. Остановил.

— К Шурову спешишь?

— Кто вам сказал? — удивился Хазов.

— Там у него почти вся рота.

Вот оно, в чем дело. Оказывается, не любовные письма сочиняли курсанты в Ленинской комнате.

— Разрешите идти, товарищ командир?

— Не спеши. Насчет тебя я поговорю с Шуровым. Поедешь.

— Спасибо, Николай Антонович. Я буду здорово воевать.

— Верю, Володя. Из тебя получится настоящий командир.

От похвалы он испытал приятное чувство гордости. Не кто-нибудь похвалил — сам Дорошкевич. Вспомнилась Лиза. Как она сказала?.. «Приедешь — ремни новые. Сапоги скрипят на весь Кувай, ремни тоже скрипят. Девчата будут заглядываться». …Не мешало бы показаться в Кувае после учебы. Но на восточной границе идут бои. Там смело дерутся красноармейцы, им нужно помочь.