Рианна кусает меня в изгибе шеи, всхлипывая, но я оттягиваю ее голову за волосы назад, чтобы смотрела мне в глаза, и начинаю ритмично двигаться в ней, глубоко, отрывисто, выбивая из нее глухие стоны. Обожаю ее взгляд, голый, голодный, горящий. Под ним от меня только нервные окончания остаются, и я беру ее, как помешанный, в безудержном темпе. И когда уже кажется, что вены порвутся, нас одновременно смывает настолько мощной волной разрядки, что приходится глотать стоны и крики друг друга, чтобы не созвать сюда всех призраков дома Салливана.
Я перестаю дышать, чтобы услышать дыхание Ри в этот момент; она делает то же самое – и мы вместе выдыхаем, улыбаясь.
Странная штука – жизнь. Черт, какая же она странная. И от этого сносит крышу. И хочется увидеть, что будет дальше.
Мы спешно поправляем одежду, выбираемся из кинотеки, и мне хочется плакать, потому что надо оставить Чарли. Я вспоминаю, какой смелой была когда-то, придя к Осборну домой, какой бойкой оставалась вплоть до этого дня, и вздыхаю с ностальгией: да-а, хоть и непростые были времена, но всего лишь ураганные, а не цунами, как теперь. Но я заталкиваю истерику поглубже в бессознательное и собираюсь домой. У входной двери нахожу силы, а вернее, вымучиваю улыбку.
Чарли сильнее сжимает мои пальцы. Кажется, расцепим руки – и кровь хлынет.
– До скорой встречи, Оз, великий и ужасный… Не понимаю, почему тебя так прозвали.
– Созвучно с фамилией, – отвечает он и меняет тему: – Кстати, по поводу Лины. Если она у Алистера, то…
– …я позабочусь о ней, обещаю. Миссис Бейкер не останется в стороне, и мистер Хопкинс тоже. Адрес твоего дяди есть в супер-коробке?
– Да, он живет в Эдинбурге.
– О, там ведь Томми сейчас, он в универ вернулся, чтобы Аманда спокойно обдумала его предложение. А что насчет инспектора Доннавана? Он поможет с твоей сестрой, как думаешь?
– Спроси. Позвони ему после суда, во вторник. – Чарли обнимает меня, целуя в макушку, и я прячу лицо в мягком тепле джемпера. – Ладно, Ри, не грусти. Может, меня в тюрьму Глазго отправят. Буду с Белоснежкой рассуждать о вечном на прогулке. Просвещу его, человеком сделаю.
– Идиот, – бормочу, но не могу сдержать смешок ужаса: чтобы Осборн сидел в той же тюрьме, что и Хант. Верх несправедливости. – Я люблю тебя.
– Я люблю тебя, – эхом отвечает он и усмехается, качая головой. – Черт, «повезло» же тебе со мной, Дороти.
– Да, повезло. Никогда в этом не сомневайся.
__________
[1]
Глава 24
POV Чарли
Я всю жизнь ненавидел понедельники. Но сегодняшний – худший из всех. На рассвете с меня снимают датчик и переправляют в Глазго на полицейском вертолете. Суд закрытый, туда не пускают журналистов, но они напирают на дверь, то и дело пытаясь прорваться в зал.
Я изначально знал, каким будет исход. Понял в тот момент, когда увидел Джейсона на полу в кухне. Он не мог мысли допустить, что я буду свободным, и вот – он умер, и я вместе с ним.
Мазохист внутри меня жалеет этого ублюдка. Почему? Может, потому что его когда-то любила моя мать, в нем жила память о ней.
Мне задают вопросы, и я отвечаю честно. Можно было бы надеть маску паиньки и поплакаться, как я скучаю по маме, по сестре, и что отец, несмотря ни на что, был для меня ярким примером успешного человека. Именно он научил меня искусству манипулирования.
Но я не могу плакать. Не получается. Мысленно я сжигаю свой внутренний шкаф с масками. Мой кукловод убит, и я сорвался с петель. Как хочу, так себя и веду. Это только мое дело.
Слушание длится изнуряющих шесть часов с двумя короткими перерывами. Я не пытаюсь себя защитить или оправдать и наблюдаю за происходящим снисходительно, без особого интереса.
…Чем сейчас занята Ри? Какая погода в Калифорнии, где мы могли бы поселиться вместе? Именно эти вопросы меня трогают, остальное – туман, в котором потерялись мои воспоминания о ночи, когда произошло убийство.
Если бы я не боялся за Лину и решился подать в суд на Джейсона в прошлом году, сразу после смерти матери, ничего этого не было бы. Мой нынешний приговор – это плата за страх. Я сам себя наказал, когда проявил слабость.
Гарри, адвокат, выглядит, как побитая собака, и все время утирается платком, сбивая очки на носу. За свой имидж переживает, что ли? Взялся за дело, от которого отказался бы любой уважающий себя специалист, а теперь запоздало нервничает. Забавный.
– Чарли, сколько можно просить, сядь ровно и перестань ухмыляться, – шипит он, и я закрываю лицо ладонью, пряча смешок. Мне не смешно на самом-то деле, просто нервы сдают немного.
В зале сидит инспектор Доннаван, он оживлен и сосредоточен, глаза красные, как у демона, а волосы уложены абы-как, будто ногами расчесывал. Харизматичный он человек, но сегодня и он бессилен.