Расскажи, расскажи, бродяга

В Бутырку ехали втроем, на равных. А в следственном кабинете, куда принесли дополнительные стулья, их полку прибыло: четвертым стал мужчина с военной выправкой, поместившийся чуть в стороне.

— Новые лица, — настороженно произнес бродяга. — Желаю знать, что за посторонние. Вашего приятеля видел, а эти двое?

— Эксперт. Познакомит вас с некоторыми материалами. И следователь, который будет дальше вести ваше дело.

— Да ведь я не давал вам отвода-то! Сболтнул сгоряча, а писать никуда не писал. Неужто обиделись, гражданин следователь?

— Ну, какие обиды. Просто люди вашего профиля в мою компетенцию не входят. Я выразился достаточно ясно?

Пауза затянулась, натянулась, звенит.

— Нет, недостаточно, — мотнул наконец головой бродяга.

Недавно острижен (волосы забрала Зиночка), голова непривычно шишковатая. Но и теперь не похож на арестанта. Скорей, на пленного генерала.

— До сих пор вы числились бомжем.

— Бомж и есть, за то сижу.

Уже не за то, сволочуга. Скоро ты у нас запляшешь! Партитура расписана. Слово Зине.

— Товарищ эксперт, прошу.

— Насколько понимаю, вы вели беспорядочный образ жизни.

Тон у нее менторский, размеренный, скрывает волнение. Умница моя. Куда бы я без тебя?

Бродяга ударился в шутливость:

— Вел, барышня, вел. Нынче здесь, завтра там. Где уж быть порядку.

— Питались нерегулярно, спали кое-как, пьянствовали?

— Что поделаешь, барышня, грешен.

— Познакомьтесь с заключением медицинской комиссии. У вас ни малейших нарушений в обмене веществ. И печень непьющего человека.

— А я всегда здоровый был. Об лед не расшибешь!

— Каким-нибудь спортом занимались?

— Разным. Прыжки с поезда — когда контролер догоняет. Бег с препятствиями. И такое прочее.

Ну-ну, пошуткуй. Это пока прелюдия.

— А вот здесь доказано, что развитие вашей мускулатуры свидетельствует о долгих систематических тренировках. И о том, что до недавнего времени вы пользовались специальными комплексами упражнений.

— Зарядочку по утрам в камере делаю — вот и все комплексы. Остальное, как говорится, дары природы. Недаром меня бабы любят.

Ишь, чуть ли не кокетничает с Зиной.

— Боюсь, вы не убедили никого из нас, — сказал Знаменский. — Вопрос следующий. Зачем все это: «Я — Петров», «Я — Федотов», «Ах, нет, я — Марк Лепко»?

— Думал проскочить. Да больно вы въедливый, гражданин следователь.

— Но Лепко, Федотов, Петров — все бродяги. Что им было друг за друга прятаться? Чем один лучше другого?

— В каком смысле?

— Легко понять, если убийца выдает себя за грабителя или грабитель за карманника. Но зачем один бродяга выдает себя за другого бродягу? Цель?

Наивное, глуповатое изумление:

— На мне же недостача висит!

— Те пятьдесят рублей, что растратил кассир Лепко?

— Ну да, что я растратил.

— Из-за пятидесяти-то рублей вы ударились в бега? Поработали бы месяц на любой стройке, отослали пятьдесят рублей — и не надо бегать.

— Слабость человеческая. Как деньги в руки — тут их и прогуляешь. Да и страшновато сознаваться-то.

— Ах, до чего вы робкий человек! Такой серый, такой лапчатый.

Лапчатый-перепончатый, с яблоками. Выдержка у него классная, но силы все же расходуются (или это освещение?), лицо слегка осунулось, заострилось.

— Имею иное объяснение ваших маневров.

— Ну?

— «Я — Петров» со всеми проверками съел месяц, положенный на следствие. «Я — Федотов» скушал второй. Ровно к тому моменту, как надо было заканчивать дело, пришли документы, которые подтверждали, что вы Федотов. Менее въедливый следователь закруглился бы.

— Надо же — разгадали! А я…

— Разгадки впереди, — оборвал Знаменский. — Историю кассира Лепко вы держали на крайний случай. Дескать, полгода следствие вести не будут. Осудят как бродягу, а там получу новенький паспорт на имя Марка Лепко.

Бродяга черно полоснул взглядом, спросил уже на басах:

— Что значит «на имя»? Согласно Уголовному кодексу пока не доказано иное, я — Лепко!

— Считайте, доказано.

Сашин черед. Готов? Еще бы, грызет удила! Валяй, подсыпь жару. Саша сегодня строгий, в темном галстуке, юмором не пахнет. За ним первый прицельный залп. Пли!

— Есть любопытная справочка из больницы города Мукачево. Когда-то мальчишку, которого звали Марк Лепко, оперировали — удаляли аппендикс. Должен был остаться шрам. У вас его нет.

Только не оказалось бы больше легенд в запасе! Может все порушиться!

Бродяга обратился к Знаменскому:

— Вы нынче как фокусник. Букет за букетом из рукава.

Уф! Пронесло — нет четвертой легенды.

— Вернемся к Федотову. Почему вы выбрали именно его? Давно исчез из родных краев, некому опознать… случайно?

— Случайно, не случайно — какая разница?

— А такая разница, что человек был подобран на редкость удачно. Очень был подходящий человек.

Знаменский повременил, отмеривая секунды три тишины, и сделал внезапный быстрый выпад:

— Он говорил вам, что мать ослепла? Да или нет?

— Не помню.

— Не говорил он. Откуда ему знать? А вот вы знали! Я это понял сразу, как вы ее увидели. Значит, навели тщательные справки. Где вы расстались с Петром Федотовым?

— Где-то в поезде.

— Место?

— Понятия не имею.

Опять Сашин ход по плану:

— Могу напомнить. На вокзале в городе Калинине.

— Почему именно в Калинине?