Читаем Расскажите вашим детям полностью

Ключевое место эта картина занимает в исследованиях «кинематографического насилия». Тод Хендерик отмечает, что, хотя в картине не проливается ни капли крови, она все равно считается одним из самых жутких фильмов ужасов [Kendrick, 2009, р. 14–15]. «Культист» Сорен Маккарти подтверждает это наблюдение: «Тот факт, что за весь фильм на экране не проливается почти ни капли крови, просто поражает. В кадре вообще очень мало явного насилия, но атмосфера абсолютного ужаса прямо-таки захлестывает» [Маккарти, 2007, с. 202]. Возможно, причиной успеха «Техасской резни бензопилой» стало как раз это несоответствие названия[14] фильма содержанию – вместо ожидаемой резни, сплеттера и гора зрители видят лишь атмосферу ужаса. Несмотря на то что в картине фигурирует бензопила, она используется скорее в качестве устрашения, а не реально действующего инструмента. Отсюда и один из критериев культовой популярности «Техасской резни бензопилой» – напряжение без злоупотребления шокирующими кадрами расчленения. Одним словом, фильм эксплицитно обещал зрителю резню, но имплицитно содержал определенные социальные комментарии на тему культурных трансформаций американского общества 1970-х.

Другой известный специалист в жанре «хоррор» Робин Вуд отводит видное место «Техасской резне бензопилой» в своих рассуждениях о «возвращении вытесненного» [Wood, 2003], где отмечает, что монстры в фильмах ужасов символизируют маргинальные и проблемные социальные элементы – гомосексуалов, наркоманов и, в данном случае, рабочий класс. Кроме того, общепризнанно, что «Техасская резня бензопилой» повествует о кризисе нуклеарной семьи. Мало кто задумывается, но кошмарные убийцы из ставшей уже культовой классикой картины Тоуба Хупера – это настоящие рабочие, обыкновенные люди труда. Это семья отставных, но все еще практикующих работников скотобойни. Социально-экономическая система бездушного капитализма, уничтожившего американскую глубинку, лишила их не только средств, которые могли бы продлить их на самом деле жалкое существование, но и смысла жизни. У этих людей не было другой цели, кроме как «трудиться и не унывать». Потому их, казалось бы, ужасные зверства – это даже не месть, но лишь попытка вновь ощутить вкус жизни, найти последнее прибежище в этом опустевшем и потерявшем смысл мире.

Нужно также принимать во внимание, что фильм «Техасская резня бензопилой» снят в середине 1970-х годов – как раз в то время, когда в США на экране хоть как-то были представлены «синие воротнички». Однако жертвами дружной семьи каннибалов оказываются молодые студенты, желающие поразвлечься. Это кино повествует не только про то, насколько тяжела доля рабочих в современных индустриальных условиях, но и о том, насколько сильно давление семьи в отношении безвинных развлечений молодежи.

Фактически кино сделано по схеме «Психо», в котором много напряжения, но сцены насилия изображены довольно невинно.

Известно, что Хупер много заимствует у Хичкока, но творчески перерабатывает формулу его успеха, предлагая зрителю то, что тот хочет не увидеть, но почувствовать. Отсюда и реакция процитированного выше Сорена Маккарти. Например, Джанет Стайгер подробно описывает те мотивы и сцены, которые Хупер позаимствовал у Хичкока [Staiger, 2007].

Связь Хупера с Хичкоком неслучайна. Кэрол Кловер, одна из первопроходцев в академических исследованиях слэшера, считает, что американский слэшер восходил от Хичкока (1960) до Хупера (1974), а далее от первой части культовой классики Хупера и до второй «Техасской резни бензопилой 2» (1986) находился в зените, после чего начал свое схождение вниз [Кловер, 2014; Clover, 2015]. Возможно, фильм стал основополагающим для жанра, потому что уже на уровне названия эксплицировал важнейшие темы ужасов – «резню» и едва ли не основное священное оружие, с помощью которого можно сражаться со злом, – «бензопилу». Конечно, в данном случае «бензопила» – инструмент, которым орудуют маньяки, однако в последующих культовых фильмах с помощью нее будут крушить материализовавшееся мистическое зло положительные герои, например, главный герой франшизы «Зловещие мертвецы».

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Кристофер Нолан. Фильмы, загадки и чудеса культового режиссера
Кристофер Нолан. Фильмы, загадки и чудеса культового режиссера

«Кристофер Нолан: фильмы, загадки и чудеса культового режиссера» – это исследование феномена Кристофера Нолана, самого загадочного и коммерчески успешного режиссера современности, созданное при его участии. Опираясь на интервью, взятые за три года бесед, Том Шон, известный американский кинокритик и профессор Нью-Йоркского университета, приоткрывает завесу тайны, окутавшей жизнь и творчество Нолана, который «долгое время совершенствовал искусство говорить о своих фильмах, при этом ничего не рассказывая о себе».В разговоре с Шоном, режиссер размышляет об эволюции своих кинокартин, а также говорит о музыке, архитектуре, художниках и писателях, повлиявших на его творческое видение и послужившими вдохновением для его работ. Откровения Нолана сопровождаются неизданными фотографиями, набросками сцен и раскадровками из личного архива режиссера. Том Шон органично вплетает диалог в повествование о днях, проведенных режиссером в школе-интернате в Англии, первых шагах в карьере и последовавшем за этим успехе. Эта книга – одновременно личный взгляд кинокритика на одного из самых известных творцов современного кинематографа и соавторское исследование творческого пути Кристофера Нолана.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Том Шон

Биографии и Мемуары / Кино / Документальное