— Ползите, ползите, — шептала Ольга Николаевна. — Будете знать, как затевать служебные игры… романист, бля… шиллер через жопу…
Наконец Тимофей уткнулся носом в колено. Из глаза скатилась немаленькая слеза и омочила черный чулок собеседницы — только это уже мелочи…
— Вы тонко подметили, что я, наверное, утонченный мерзавец…
— Почему же утонченный? Скорее утолщенный.
— Нет, я все-таки утонченный… пускай мерзавец, да. Местами и хуесос, как вы нелюбезно заметили. Но я прежде всего — человек. А значит, готов на все… на кое-какие недурные мыслишки… и делишки тоже хорошие… А? Или думаете — фикция? Думаете, душа на корню разъята? Я, милая, готов переплавить себя в мартеновской печи вашей критики… Так будьте же моей мартеновской печью, дьявол нас побери! Ольга Николаевна!
— Милая — это хорошо. Это значит, в вас осталась капля недурственного…
— Капля ваша! Слижите ее до последнего миллиграмма, — предложил Тимофей, и осекся: — но что я говорю, господи? Я брежу, Ольга Николаевна, честный крест — я брежу.
— Это ничего, — флегматично сказала девушка. — Знаете ли, бывает. Целуйте-ка мизинец, пока не поздно. А то весь шанс просахатите, как в кино про любовь… про старинную. Люблю мудацкие ленты, в них душа закаляется…
С этими словами она скинула тапочек и покорный Тимофей, стянув чулок, припал к мизинцу левой ноги…
— Ольга Николаевна, можно я опять выйду? — некстати подал голос Алеша. — В соседнюю-то комнату?
— Ну конечно, малыш, — улыбнулась она. — Только пиздуй по-скорому и не балуйся. Будешь баловаться, я тебе пастилы не дам… Ты ведь любишь пастилу, озорник…
Мальчик скрылся, а Тимофей сбивчиво бормотал:
— Я ведь тоже озорник, милая… Ну честное слово — тот еще озорник… Я вам все покажу и вы всему поверите… Вместе озоровать будем. Я ведь и пастилу люблю, чтоб вы знали… Мы такие мальчики. Только вас ценю еще больше… На порядки больше…
— Второй мизинец! — скомандовала Ольга Николаевна, и целование повторилась…
— Знаете, как это называется? — весело говорила она. — Если по науке новейшей? Это называется процедура… явленности чувства любви… Слышали про диспозитив сексуальности?
— Я хоть и Тимофей, — говорил Тимофей, — а предел имею. Не знаю я всего, матушка. Может вы чему и обучите… Не читал я Фуко, увольте… И Лакана я, темнота, близко себе не тырил… Даже Фрейда Зигмунда — ни хуя себе? — тоже не больно… Так сказать, милая, так сказать. Только ведь не за это людям дается, что они других людей по дури читают…
— Это верно. Но что же вы остановились? Или у меня не обыщется мизинчика под номером три?
Тимофей быстро понял и сменил ориентиры: теперь он мямлил во рту чужой мизинец правой руки.
Свободной лапкой Ольга Николаевна все так же катала фантик, слегка позевывая…
— Вы романтик, мой друг, — заметил она. — Бледный юноша со смущенным взором. «Хулибан» таких раком ставит. И профессии вы более не уместны… Осторожнее, мон петит ами — как бы вас, простите, не инициировали. Ну досрочно. Как сказали бы в СССР — по линии партии и правительства… Или по линии профсоюза? Я не помню это СССР, наше поколение уже ничего не помнит… Мы как дети, не помнящие иванов… подчас сукины — се ля вот… Ай, что же вы делаете?
Тимофей, встав на четвереньки, игриво кусал напарницу за мизинец, а затем покусывал за другие пальцы.
— Ну сущий козел, — сказала она с улыбкой. — Мой славный ручной козел… Одомашенный… Ну, козел, скажи девочке свое зычное бе-е-е.
— Бе-е-е, — покорно сказал Тимофей. — И чем оно не зычно?
— Действительно. Только я дама капризная, мне такого мало… Надо развлекать… Покажите лучше акробатический номер.
Ольга Николаевна с ногами забралась на диван, Тимофей же отошел в угол (видимо, заготавливая номер). В тот миг в комнату ворвался Алеша. В вытянутых перед собой руках он держал исторический предмет — пистолет марки ТТ, что некогда так любили русские убийцы по найму…
— Ай-ай-ай, шалунишка, — погрозила девушка. — И кого же ты, охальный заебанец, нынче хочешь убить? На сей-то раз?
— Мои предпочтения не меняются, — хмуро сказал Алеша, уперев ствол в сторону Тимофея.
— За что же нынче? Обрати внимание, мой стервец, твоя пися потеряла весь налет флера и актуальности… Она, сильно говоря, пребывает в забвении и отставке…
— Именно поэтому, — сказал мальчик. — Именно поэтому, Ольга Николаевна, я вскрыл сейф вашего супруга. Я ведь знаю, что там лежит пистолет ТТ…
— Черт возьми, господа! — рыкнул Тимофей. — Это становится интересным. У меня душа вернулась из пяток, с этой безумной речи… Поясни же свою мысль, малолетний… вот не хочу это слово говорить, а скажу: малолетний преступник. Или вы ничего не знаете о порядках — в медвежье-угловой школе тому не учат? Не знаете, что убить живое существо просто так, без доказательной базы — не с руки? Архискверное поведение. Надо быть отчаянным засранцем… За это, между прочим, тоже инициируют…