Ольга поощряла его новое увлечение. Стихи представлялись ей чем-то вроде пасьянса — отличным и милым средствам избавлять от скуки ничего не делающих людей.
Сергей Александрович добросовестно прочел антологию от корки до корки. Голова его гудела от рифм, ритмов и созвучий. Чтобы выйти из нелепого состояния, он взялся за книгу по специальности и поймал себя на том, что читает эту книгу ритмически, ищет случайные рифмы и улавливает не смысл написанного, а звучание, примитивное и грубое, совершенно нестерпимое для его изощрившегося слуха.
Он услышал за дверью подрагивающий от сдержанного смеха голос Ольга:
— Вы сегодня великолепны, Смирнов! Великолепны и величественны.
Сергей Александрович торопливо надел пиджак, поправил галстук и вышел в столовую. Навстречу ему поднялся с дивана Смирнов. Он был умыт, одет и причесан с предельной тщательностью, точно манекен из магазина готового платья.
— Переставьте пуговицы, — сказал Сергей Александрович. — Пиджак морщит в талии. А вообще — превосходно. Я очень рад, Смирнов, что вы становитесь наконец действительно культурным человеком.
Ольга побежала в кухню кипятить чай. Сергей Александрович расспрашивал Смирнова о фабричных делах, искренно радуясь тому, что Смирнов немного отдохнет за эти три недели.
Сергей Александрович испытывал отеческую гордость, видя, что в результате его усилий Смирнов успешно овладевает культурой.
— Но это нужно ввести в систему, Смирнов, — внушительно говорил Сергей Александрович. — Вы должны научиться чувствовать себя без галстука так же неловко, как без штанов, положим. И тогда вы при любых обстоятельствах найдете время следить за собой. Мы, старики, прошли в этом отношении суровую школу. Попробовали бы вы найти в старое время хоть какое-нибудь место, если ваши брюки были плохо отглажены. И обедали через день, но брюки носили высшего качества. Сейчас, понятно, совсем другое. Вас возьмут, если вы придете даже в трусиках. Поэтому многие забывают о брюках. А брюки нужно носить красивые, — это такая же обязанность коллективного человека, как, положим, плеванье в урны...
Ольга разливала чай. В бронзовой струе вздрагивал электрический свет. Сергей Александрович вдруг звякнул ложкой о блюдце.
— Не хлюпайте губами, Смирнов. Что скажут в Европе, если вы будете хлюпать губами за табль-д'отом!
— Когда этому будет конец? — спросил Смирнов и отодвинул стакан.
Сергей Александрович хладнокровно ответил:
— Когда вы целиком овладеете культурой. Культура, Смирнов, капризная штука и не терпит незаконченности. Она становится карикатурной и уродливой, если в ней отсутствует хотя бы один из необходимых элементов. Нужно знать все — и то, что рыбу ножом не едят, и стихи Блока, положим...
— Но вы, например, не знаете стихов Блока.
— Я?.. — оскорбленно воскликнул Сергей Александрович. — Кто вам сказал? Я очень прилично знаю поэзию, Блока в особенности.
Смирнов восхищенно приоткрыл рот и медленно откинулся на спинку дивана.
— Да... дальше, — произнес он странным голосом.
Сергей Александрович почуял неладное.
— Не помню. Что-то про Америку. «Страшись по морям безверия железные пускать корабли».
Смирнов смеялся вначале тихо, потом все громче и громче и, наконец, в полный голос.
Сергей Александрович обиделся и надулся. Ольга недоуменно улыбалась.
Не будете ли добры объяснить причину вашего неуместного смеха? — сухо осведомился Сергей Александрович, когда Смирнов немного успокоился.
— Все вы перепутали, Сергей Александрович. Из разных поэтов разные строчки... Очень уж бессмысленно...
— Недостаточный повод для смеха. Пора бы знать, что в стихах не может быть «смысленно» или «бессмысленно». Стихи — вещь вообще антагонистичная смыслу, рацио. Стихи нужно рассматривать, как химический состав. Строчки —- это элементы. Положим, что мы имеем десять разных составов. Если мы возьмем из каждого по одному составному элементу и соединим, то получим одиннадцатый совершенно новый состав. То же и здесь. Таким образом, ваш упрек в том, что я надергал строчки, — неоснователен, дорогой Смирнов. Но я все-таки очень рад за вас. Вы немного знаете поэзию. Когда вы поймете ее сущность, вы приобщитесь еще к одной стороне культуры. Из вас будет толк, Смирнов, я вас вышколю...
Их спор о культуре и химической сути стихов был прерван появлением фабричного врача. Смирнов стал прощаться, Ольга пошла проводить его. Врач и Сергей Александрович направились в спальню. Врач долго и тщательно осматривал и расспрашивал Сергея Александровича. Потом они вернулись к столу. Самовар был уже холодный.
— Ольга! — позвал Сергей Александрович.
Никто не отозвался. Он открыл выходную дверь и крикнул вниз, на лестницу:
— Ольга!
Каменные стены гулко повторили его призыв. Внизу послышалось знакомое пощелкивание каблучков.
— Дай нам чаю, — недовольно сказал Сергей Александрович. — Где ты была?
— Я провожала Смирнова.
Сергей Александрович пристально посмотрел на нее:
— До его дома?
— Зачем же... До нашей калитки.