Засунув письмо в карман, он выбежал на улицу. Чувство безмерного страдания охватило его. Мысли вопили о тихой смерти, они были хаотичны, словно беспорядочные приказы, которые генералы в панике отдают своей разгромленной армии, чтобы спасти ее от окончательного поражения, чтобы не сдаваться, чтобы не погибнуть.
Одно было ему ясно: он ее испугал. Его глупое несдержанное признание, множество планов наверняка настроили ее против. Даже половины того, что он написал, было достаточно, чтобы она поняла, как он ее любит. Но ему этого было мало. Он написал:
Ну и болван же он!
Он уже начал думать, как исправить ошибку, составляя в уме легкое, нежное письмо, чтобы дать ей возможность почувствовать себя свободнее. Он напишет его сегодня же вечером и постарается сделать это в легкой, изящной форме.
В этот же день Дон ушел из офиса довольно рано и уже в начале шестого был дома. Часы напомнили ему, что девушка из Скрэнтона приедет на Центральный вокзал в шесть. Надо пойти туда и повидать ее, подумал он, хотя и не знал зачем. Конечно же, он не заговорит с ней. Да он может и не узнать ее, даже если увидит в толпе. И все же не столько сама девушка, сколько Центральный вокзал притягивал его как магнит. Он решил переодеться. Надел свой выходной костюм и, осмотрев свои галстуки, выбрал посолиднее, синего цвета. Он чувствовал себя слабым и разбитым, ему казалось, будто он сам испаряется вместе с выступающим у него на лбу холодным потом.
Он пошел пешком по направлению к Сорок второй улице в центре города.
У входа на вокзал со стороны Ленсингтон-авеню стояли две или три молодые женщины, одна из которых могла быть Эдит В. Витком. Он безуспешно искал глазами инициалы на их вещах. Вот к одной из девушек подошел человек, которого она ждала. Внезапно Дон понял, что Эдит — та блондинка в черном пальто и берете с булавкой. Да, ее широко раскрытые глаза были полны тревожного ожидания — она ждала человека, которого любила и в ответной любви которого не была уверена. На вид ей было около двадцати двух, она явно была не замужем. Она вся светилась надеждой — юная и нетерпеливая. В руках у нее был небольшой чемоданчик — как раз для уик-энда. Несколько минут он вертелся вокруг нее, но она даже не взглянула на него. Она стояла за большими дверями справа, время от времени вытягиваясь на цыпочках, чтобы рассмотреть что-то над беспокойно снующей толпой. Свет от дверей падал на ее круглую розовую щеку, блестящие волосы, нетерпеливый взгляд тревожных глаз. Было уже шесть тридцать пять.