Рассказы

У меня за спиной сидел старик с белой бородой, в роговых очках, — эмигрант, возвратившийся из-за границы. Как кончили петь, шепчет мне в ухо:

— Удивительное у вас единодушие: все пели! Я собираю материал о советском демократизме. Это надо записать.

Впереди замаячили остановившиеся грузовики — ими забита вся дорога. Что-то, видно, случилось… Но что может помешать движению на безбрежных равнинах, где нет горных обвалов, нет даже дерева, которое буря могла бы бросить на дорогу?

… Расселина, вернеё, овраг с совершенно вертикальными стенами и мутным потоком на дне рассек дорогу. Вчерашний, на редкость теплый, да еще с ветром, день, оказывается, вызвал настолько бурное таяние снегов, что потоки воды появились в самых неожиданных местах. Неприметными глазу низинами они объединились для мощного удара и понеслись к искусственному, созданному людьми возвышению с безумной свирепостью слепой стихии…

Шофер предлагает садиться в машину — он поедет назад. Пока прибудут бульдозеры и начнут прокладывать объездной путь — можно несколько раз возвращаться в город и снова выехать… Пассажирам будет возвращена стоимость билетов…

Общий момент нерешительности. Почему всегда противно возвращаться туда, откуда только что выехал?.. С другой стороны, представится ли возможность сесть на машину по ту сторону потока?

Как ни странно, самой решительной оказалась высокая девушка в голубом пальто. Она примащивается к подножке грузовика и начинает разуваться.

— Что вы делаете?

— Я перейду поток вброд и пойду дальше пешком.

— А далеко вам идти?

— Километров двадцать. — Последнеё произносится тоном большого безразличия, вроде — «разрешите прикурить».

— Молодец девушка! — говорю я.

Тут торопливо подходит Иван Ефимич.

— Надевайте ваши башмачки, девушка! — говорит он, — Я вас сейчас переправлю на тот берег, а то, чего доброго, еще простудитесь. Я пробовал глубину — голенищ не заливает.

— Простудиться — то я не простужусь, — она задумчиво говорит, — но испачкаюсь… — и нерешительно смотрит на «косую сажень в плечах» Ивана Ефимича. Тот не дает ей долго раздумывать, велит взять в руки свой саквояжик и, как перышко, переносит на ту сторону. Опустив её на землю, он, ухмыляясь, оборачивается к нам:

— Если есть желающие — могу двух подмышку зараз…Эй! Аксиньюшка! Подходи!..

У меня тоже сапоги — я перехожу им вслед; затем — старик — эмигрант и еще человека три.

2

Какой, однако, черепашьей кажется скорость человека, когда он только — что слез с машины в степи! Не для пешеходов эти пространства, равные по площади нескольким западноевропейским государствам, вместе взятым. Редко здесь увидишь пешехода, и то — он предпочитает сидеть на краю дороги и сигнализировать поднятием руки проносящимся машинам, чтоб его подобрали. Это здесь называется «голосовать на канавах».

По ковыльной степи, где когда-то гарцевали лихие татарские и казахские наездники, прокатился и продолжает катиться гигантский вал техники, взрыхляя целину, оглашая гулом и рокотом, прокладывая бесконечные дороги, а за ним встает и с шелестом зыбится в летнем мареве океан пшеницы…

Но сейчас нагота земли, вязкой и топкой, только что сбросившей снежный покров, навевала щемящее чувство сродни тому, что испытывает человек, стремившийся увидеть дом и сад, где провел он солнечные дни своего детства, но нашел вместо них лишь покинутые всеми стены старого здания и бурьян, вместо цветов, посаженных рукою его матери…

Мы шли молча. На этой слишком плоской земле громада неба давила на нас. Нам казалось, что мы — ряд медленно ползущих мошек. Потом стали наплывать облака целыми флотилиями. Разлапистое чудовище вылезло из-за горизонта и медленно поползло к зениту. Затем оно переформировалось в горную страну с ущельями и утесами: на одном из них появился бородатый проповедник или пророк с поднятой рукой, который вдруг задымился и превратился в дракона…

Подул холодный ветер, все стало мрачнеть, и не прошло и часу, как небо обратилось в серую муть.

Мы приуныли — каждую минуту мог начаться дождь. Нас ободряла девушка — скоро, мол, будет её колхоз, где хорошая чайная: можно будет и поесть и укрыться от дождя. Она сама студентка Тимирязевского института. Получила направление на практику в родное село, где у неё мать…

Последние четверть часа мы почти бежали, подстегиваемые косым дождем.

…Вместе с нами вошла в чайную и девушка. Буфетчица с возгласом «Лидочка приехала» бросилась к ней навстречу и расцеловала.

— А где мама? — та спросила. Буфетчица затараторила быстро и увела девушку куда-то вглубь, а мы начали устраиваться на продолжительное пребывание в чайной, так как Иван Ефимич спланировал отсюда по телефону вызвать машину из своего совхоза. Кроме нас, других посетителей и не было, но Иван Ефимич мне говорит:

— Давайте садиться поближе к буфету: неровен час что-нибудь потребуется — чтоб далеко не ходить… У меня сегодня хандра… Но начнем с красного вина, потому что я своего характера боюсь.

Ели мы долго и основательно под шум дождя с ветром, ударявшего в окна, и темно было в комнате. Иван Ефимич был все время молчалив. И вдруг вижу — усмехнулся.