Рассказы 15. Homo

– Не узнала, говоришь, – смотрел, не отрываясь, Михаил Сергеич, жуя, подсовывая гостю то масло, то сыр, то булочки с ветчиной. – Откуда же ты и тот адрес взял? Ушлый ты парень.

– Она успела… до того… Смеялась, что ее новая семья живет совсем близко от театра, вот и сказала.

– Понятно, – сказал Техподдержка. Побрякал ложкой, переставил кружку. Пристукнул легонько кулаком по столу и вдруг будто решился, принялся рассказывать: – Ника перестала проходить техобслуживание, как узнала про брата. Она стала бояться, что тогда забудет Ваську. А больше у Васьки никого нет. Есть папаша, но наркоман… Н-да… Ника – крутой, конечно, искин пятого поколения. Они вечные, но их возможностей не хватает на все жизни, это нормально, это и не предполагалось. Людям на одну-то не хватает. Этим и занимается техобслуживание, отбрасывает ненужные привязанности. Люди некоторые и сами с этим неплохо справляются, а искин не может. Не суть. Нашли ее тогда в таком состоянии, что узнать нельзя. Правда, больше поверхностные повреждения. Мышь показывает, что Ника успела, ушла с рельс, но зацепило, тащило за поездом вплоть до сортировочной. В общем, заказчик очень просил, и Нику восстановили… Очень она им понравилась на собеседовании. А может, спасти ее захотели. Да Нику все любили. – Михаил Сергеевич посмотрел, как парень встал и ушел к окну. Сказал ему в спину: – Ты не дергайся, я не все сказал.

Шульгин повернулся. Взгляд тяжелый.

– Она перед самым тем днем у меня была и попросила снять копию. Собиралась на ТО, боялась.

Шульгин шагнул к столу. Не сказал, выдохнул:

– И что?

– «Что, что»! Подводишь ты меня под монастырь, вот что. Если я Нику восстановлю… В общем, это не в интересах фирмы. Да я и сам не хочу! Лучше ей без прошлого, на черта оно ей?! Васька этот. Мамаша вторая родила, бросила в детдоме, Нику в техцентр назад сдала, а Ника будет тащить все это… У нее другая задача, помогать. Сейчас она прежняя, веселая, ты ее не видел, какая она была…

– Это ей решать.

– Почему? Кто сказал? – вскинулся Михаил Сергеевич. – Захочу, и я решу! Ей так лучше.

– Кто вы такой, что решаете?! – рявкнул Шульгин и сунул руки в карманы. – Она решила, что ей это нужно.

– Она искин.

– У нее есть брат.

– Он ей не брат.

Шульгин отвернулся. Некоторое время стоял, уставившись в стол, в кружок лимона. Схватил и съел лимон. Еще один. Скривился. Повернулся и сказал ровно, будто не кричал только что:

– Восстановите ее. Что, у вас мало искинов, обычных? А она… другая, она в колонию к Ваське ездила, много у вас таких?

Михаил Сергеевич вздохнул.

– Нет, она одна. Почему так вышло, кто его знает? Может, все как у людей. Чем сложнее жизнь, тем и они сложнее становятся, опора. В них ведь много людского заложено, а как иначе, люди придумали. Потому и жаль ее. Васька этот, паршивец! А ну как по наклонной пойдет, в тюрьму сядет? Она будет его всю жизнь вытаскивать, сопли вытирать…

– Вот и нужна ему Ника, чтобы не пойти. Хороший пацан, только отчаянный, жуть берет. Ему надо, чтобы его любил кто-то, – сказал Шульгин. И тихо добавил: – А Нике он нужен. Не видели вы ее с ним. Она счастливая была, что видит его.

– Да видел я все, – отрезал Михаил Сергеич. – Уволят меня с вами! То хоть какую-то работенку подбрасывали.

Шульгин растерянно рассмеялся, почуяв слабину в обороне Техподдержки, и сказал:

– А к нам в театр пойдемте.

Михаил Сергеич укоризненно покачал головой:

– Э-эх, в театр, я искинов пятого поколения делал! А теперь что? Шторы эти, кулисы задергивать?! Да и вообще… Ты вот ее видел? Она спокойная, веселая. Людям хорошо с ней. Это ее работа. Путь, если хочешь. Ты ведь не боишься красивых слов. Ну так это они. Она нужна людям…

– Василий не человек, получается, – буркнул Шульгин, потеряв надежду.

– А-а! Опять за свое. Василий – это Василий. Искин – это искин. Люди могут сорваться, оступиться, искин не должен, он опора… Люди попросили о помощи, она с ними.

– Нам с Васькой нечем оплатить эту помощь, он бы ее позвал. Мне копить и копить, цены у вас в техцентре космические, – сказал Шульгин, развернулся и пошел.

– Иди, иди, ишь! – Михаил Сергеич привстал, но рухнул, прижатый столом. Договорил тихо, в стол: – Ваське оплатить нечем, а и те люди – чем виноваты? Им как быть?!

Хлопнула дверь. Шульгин сбежал по лестнице. Вспомнил, что этаж четырнадцатый, стукнул по кнопке лифта…

Долго шел по улице. Поздно было уже, но на улицах многолюдно, тепло и как-то весенне: зеленой листвой пахнет, под ногами сережки опавшие, будто мохнатые гусеницы. Завтра на работу рано утром… а вечером – стояние на углу. Фонарщика купили. Теперь надо попробовать доделать свистуна. Свистун бил в литавры, а при ударе вместо боя тарелок раздавалась птичья трель, короткая и смешная. Свистун втягивал голову в плечи, сконфуженно оглядывался и бил опять. Что-то заедало, когда раздавалась трель…

Птичья трель по-прежнему заедала. Шульгин рассмеялся и огляделся. Хорошо, хоть зрителей в этот утренний час, в перерыв между спектаклями, было особенно мало. Трое.

Нет, четверо.