Рассказы [1984, худож. Е. Филатов]

Увидев новый серп, я выпалил:

— Пусть он будет моим!

Сестре Салимэ тоже понравился новый серп с зелёной ручкой. Но сестра у меня очень добрая, с младшими никогда не спорит.

И на этот раз Салимэ уступила:

— Я уже привыкла к своему прошлогоднему серпу. Пусть новый достанется Вали, раз ему так хочется.

Я не мог налюбоваться своим новым серпом. По сравнению со старым он казался, таким блестящим, таким красивым! Когда же наконец я начну им жать!

И вот долгожданный день настал.

Мы поднялись раньше обычного, приготовили всё, что нужно, и выехали в поле. Там мы застали некоторых наших односельчан. И для них этот день был большим днём, началом жатвы.

Пока мы с отцом распрягали лошадь, сестра Салимэ с разрешения матери уже принялась жать.

— У нашей Салимэ счастливая рука, — сказала мать, — пусть она и начинает.

А я, новичок, выслушал отцовский наказ. Чтобы не поранить руку, остриё серпа, которым срезаешь колосья, надо немного наклонять вниз. Отец показал мне, как свивать перевясло — соломенный жгут, которым опоясывают сноп.

— Не делай его тонким. Тонкое перевясло порвётся, когда будешь переносить сноп, и сноп рассыплется. Ты понял меня, Вали?

Я ещё немного посмотрел, как быстро и красиво жнёт отец. Серп так и сверкал, словно играя, в его руке.

За отцом встала мать. Я встал между матерью и сестрой.

Я ещё не успел свить перевясло, как впереди меня глухо стукнул о землю третий сноп, поставленный Салимэ.

— Какие снопы тяжёлые! — радовалась сестра. — Это потому, что колосья крупные. Думаю, с одного воза пудов десять — двенадцать намолотим.

К нам подошёл сосед Хаким-бабай.

— Ого! Я вижу, и Вали начал жать. Так и надо. Очень хорошо, очень хорошо!

Я поставил свой первый сноп.

Отец, осмотрев его, посоветовал мне делать перевясла покрепче и собирать снопы крупнее. Тогда выгадываешь время: и перевясел понадобится меньше, и скорей перетаскаешь снопы.

Я готов был слушаться и отца и мать, но мой новый серп меня плохо слушался. Какой-то он тупой, неповоротливый, неудобный… Зря я не отдал его Салимэ!

Но родители подбадривали меня:

— Ничего, ничего получается, а потом будет ещё лучше…

Ныли большие пальцы на руках, но я снова нагибался, врезаясь серпом в гущу ржаных стеблей.

Я обрадовался, когда мать позвала обедать, хоть немного передохну. За обедом я всё поглядывал в поле: там стояло пока всего только двадцать, но моих снопов.

IV

Свою рожь мы убрали, но с новым серпом я не расстался. Мы нанялись жать рожь местного богача Салима-аги.

— Отдыхать будем потом. В страдную пору только и заработаешь, — любил повторять отец.

Первый день я жал вместе со взрослыми от утренней зари дотемна. Никто на меня не жаловался, и я не жаловался на свой серп.

На другой день мы услышали стук колёс. Это приехал бай проверять нашу работу.

Он оставил тарантас на краю поля и зашагал в нашу сторону медленно, озираясь, словно чего-то искал. Я понял: Салим-ага выискивал оставленные нами колоски.

Отец пошел ему навстречу и вежливо приветствовал хозяина. Но бай словно не слышал отцовского приветствия, он начал разговор с попреков:

— Галиахмет, так работать не годится. Грязно жнёшь. Слишком много хлеба остается в поле.

Бай помахал колосками, зажатыми в руке.

Отец стал оправдываться:

— Мы работаем честно и добросовестно, но за каждым колоском не углядишь. Если бы ты сам жал свою рожь, и после тебя бы тоже остались колоски.

Но бай продолжал твердить своё:

— Раз нанялись убирать мой хлеб, то должны работать чисто. Не зря я деньги плачу!

Бай искал повод, к чему бы придраться. Его бегающие глаза остановились на мне:

— А что здесь делает этот мальчишка?

Отец не успел ответить, как бай подошел к копне и, присмотревшись, взял в руки мой сноп.

— Слабо завязано. Когда такой сноп будут переносить, он рассыплется. Так дело не пойдет. Это ты вязал сноп?

Я молчал и, опустив голову, разглядывал свой серп.

— Разве можно доверять серп мальчишке? Какой из него жнец? Он только портит хлеб.

Лицо моё вспыхнуло от обиды. Я считал, что за это время уже научился. А оказывается, я жну плохо. Я только порчу хлеб!

Сперва отец разговаривал с баем сдержанно, но поскольку бай не унимался, отец не вытерпел и начал наступать сам:

— Вряд ли ты, Салим-ага, найдёшь работников лучше, чем наша семья. Но если тебе не нравится наша работа, на тебе свет клином не сошелся. Пойдем к другому хозяину, который не будет нас попрекать так долго и незаслуженно.

Тут Салим-бай уже заговорил по-другому:

— Не горячись, я не хотел тебя обидеть, Галиахмет. Я только хочу, чтобы в поле не оставались колосья. Каждый хозяин заботится о том, чтобы его рожь была чисто убрана.

Потом Салим-бай перевел разговор на погоду, вспомнил прошлый дождь. И начал прощаться.

Стук колёс его тарантаса затих, и мы вздохнули свободно.

Отец был очень доволен, что осадил бая.

— Как разошелся! И это плохо, и то плохо! Думает, раз он богатый — ему всё позволено, может зря обижать честных людей. Да не на такого напал. Я ему не спустил. А когда он понял, что не очень-то мы в нём нуждаемся, — сразу на попятный!