Рассказы [1984, худож. Е. Филатов]

— Ещё бы! — усмехнулась мать. — Дорого ему обойдётся, если мы уйдем. Пока будут искать новых работников, рожь осыплется. А мы без него не пропадём. Вчера я встретила жену Ахмет-бая. Говорит: «Поработали бы у нас, нам нужны хорошие жнецы».

— Все знают, что мы хорошие жнецы, — гордо выпрямился отец. — Вот Николай тоже ищет работников. Предлагал мне за десятину по восемь рублей и еще, говорит, дам фунт сахару и четвертушку чая.

Мы с сестрой Салимэ переглянулись. Оказывается, такие жнецы, как в нашей семье, нарасхват!

И снова заговорил отец:

— Не часто выпадает такой урожайный год, когда бедняки вроде нас смогут на заработанные деньги купить себе необходимое. Будем работать, сколько хватит сил!

И снова зашуршали соломины, срезаемые серпами.

Мой новый серп будто стал острей, да и мои руки двигались быстрей. По-моему, мы оба были довольны друг другом.

Мы жали молча, и каждый думал о своем: отец — о самоваре, мать — о корове, сестра — о шали, я — о бешмете, который заработаю своим серпом, когда научусь жать.

Хорошо бы в новом бешмете пойти в школу!

Очень мне хочется, чтоб он был красным. Самый на свете красивый красный цвет.

1926 г.

Наемный работник Перевела Н. Надеждина

Тогда я был еще совсем маленьким. Мои родители находились в услужении у бая Кабирова. Отец служил и кучером, и конюхом, и дворником, должен был выполнять всё, что прикажет хозяин.

А мать не только стряпала на кухне у бая, но и доила его коров, стирала бельё, ей доставалась самая грязная работа.

Дом Кабирова стоял в центре города. Богатый, красивый дом. Но мы жили в одном из маленьких флигелей, построенных рядом с конюшнями. Задняя стена флигелька примыкала к высокому каменному забору.

Да и сам наш дом был похож на каменный сарай. Свет в него проникал скупо через два маленьких окошка, выходивших во двор. Большую половину дома занимала торчавшая посредине печь. Мы ютились на широких, сколоченных из длинных досок нарах.

У дверей была клеть, в которой весной держали телят.

Моей обязанностью было нянчить сестренку, еще меньше меня.

Я нянчил её в одиночестве. Родителей мы почти не видели. Они были заняты у бая с раннего утра до позднего вечера.

Когда мы с сестрёнкой просыпались, родителей уже не было дома. Они заглядывали только к обеду, чтоб наспех попить чаю. Но это не всегда им удавалось.

В окошко слышался резкий стук:

— Эй, вы там, выходите! Дело есть! Хозяин зовёт.

И отец с матерью уходили, не допив налитый чай, не смели ослушаться бая.

Вечером они возвращались поздно, когда мы с сестренкой уже спали. Сквозь сон я слышал, как они разуваются, устало позёвывая.

Но, бывало, и ночью прибегала прислуга и будила отца, чтоб передать ему новый приказ бая:

— Дед Ахмуш, проснись, вставай побыстрей! У бая гости. Бай велел запрячь вороного и развезти гостей по домам.

— Они всю ночь гуляли, пили, ели, теперь спать завалятся, а бедному человеку даже поспать нельзя! — ворчал отец.

Неохотно взяв сбрую, он покорно шёл к двери.

Я не помню, чтобы когда-нибудь мой отец и мать были весёлыми. Может быть, причина заключаясь в словах, которые они часто повторяли: «Сколько ни трудись, доброго слова не услышишь, „спасибо“ тебе хозяева не скажут».

Однажды ночью меня разбудил плач матери. Она плакала так горько и громко, что сон у меня как рукой сняло.

Плача, она разговаривала сама с собой: «Да будь ты чище, чем вода в ручье, белей молока — все равно тебя очернят. Лучше умереть, чем служить им, проклятым!»

В это время домой вернулся отец. Озабоченный, хмурый. Я понял: что-то недоброе случилось, и уже не мог заснуть.

Отец долго молча сидел на нарах. Потом тяжело вздохнул и спросил:

— Кто мог их взять? И сколько же денег пропало? Я слышал, будто бы десять рублей. А может, и больше?

И мать, рыдая, стала рассказывать:

— Кто взял? Конечно, хозяйский сыночек Габдулла. Я своими глазами видела, как он схватил деньги и вышел. И бумажку разглядела: десять рублей. А когда я сказала об этом хозяйке, она на меня набросилась: «Не возьмёт мой сын, не возьмёт! Это ты сама украла и хочешь всё свалить на безвинного ребёнка. Это вы крадёте потому, что вы — нищие, голь, а у него всё есть. Зачем ему красть?»

Отец еще больше расстроился:

— Надо уходить отсюда, искать новое место. Только вот задаток держит. Как только смогу вернуть задаток, ни одного дня здесь не задержимся. А пока придётся терпеть.

Ещё долго шептались отец с матерью. Я устал прислушиваться и уснул.

А на другой день из окошка нашего дома я видел, как оскорбили моего отца.

Отец подметал двор.

На двор въехала хозяйская пролётка. Кабиров мог ездить и без кучера. Он хорошо правил лошадьми сам.

Выскочив из пролётки, бай Кабиров быстро подошёл к моему отцу и начал его ругать:

— Чёрт! Почему не проверил, когда запрягал лошадь? Из-за тебя я мог искалечиться!

Потом я узнал, почему бай Кабиров рассердился на моего отца. В дороге у него порвались вожжи, лошадь круто повернула в сторону, и пролётка чуть было не опрокинулась.